116 
Он помнил, как рассказывал эту историю отец. Как-то вдруг, между делом, да с усмешкой, типа, ловко провернули, шельмы! Он не чувствовал за собой вины. Он ни о чём не сожалел. Для него это была лишь информация, которой полезно владеть. Предупредил только: «Рот раскроешь, не подстраховавшись – и ты труп. Знай, но молчи. Это тебе на крайний случай». Под «крайним случаем» он подразумевал смену власти, о которой втайне мечтал, от души презирая выскочек-соратников, к которым примкнул, чтобы иметь возможность влиять на ситуацию, чтобы уберечь государство от окончательного хаоса.
Было тогда младшему агарду Эйнеру шестнадцать лет. Он прибыл на побывку после ранения, как раз из Воргора. Вот уж насмотрелся там! Таких уродов встречал – собственная мутация стала казаться подарком судьбы! С пелёнок воспринятая ненависть к северному соседу, развязавшему страшную войну, вспыхнула с новой силой. Забыв осторожность, поделился с отцом. А тот – на тебе, вдруг выложил такое, что лучше бы и не знать вовсе, потому что жить после этого не хочется, и людям в глаза смотреть совестно, что такой у тебя отец (степени личного участия отца во вселенском обмане он не знал, но уверен был: ролью наблюдателя дело не ограничилось). Гадкое было чувство – будто окунули с головой в чан с нечистотами, не отмоешься, не отплюёшься. Может, стало бы легче, если бы рассказать кому, хотя бы другу Верену, под честное слово. Но ясно дали понять: кто эту тайну знает – тот труп. Приходилось молчать, чтобы не подвергать опасности чужую жизнь. Так и молчал с тех пор. И до конца дней, видно, придётся… Разве что Гвейрану открыться? Он человек нездешний, мыслит непредвзято… Нет, стыдно, стыдно!
– Эй, что с тобой? Тебе нехорошо?! – оказывается, Гвейран давно его зовёт, а он и не слышал даже…
– Нет, в порядке я, задумался просто… – откликнулся Верховный кисло. – Скажи. У вас на планете… В твоей стране правительство часто врёт общественности?
Пришелец пожал плечами, помедлил, соображая, что отвечать. Как-то не задавался он этим вопросом прежде.
– А кто его знает? Вряд ли. Считается, что у нас теперь самое лучше правительство и самый справедливый общественный порядок за всю историю человечества.
Цергард Эйнер на это пренебрежительно поморщился, не понравился ему ответ.
– Да это и у нас так считается. А что толку?
– Ну-у, – протянул Гвейран, – ты всё-таки не сравнивай! У вас – преступный режим, у нас…
Но цергарда больше не интересовало, что там «у них». Очень уж точным показалось определение, данное пришельцем.
– Преступный! Вот именно. Лучше не назовёшь! Преступный… Один Кузар чего стоит… – он снова погрузился в размышления, и вид у него стал такой подавленный, что Вацлав чуть не силой загнал его в бассейн к адъютанту – чтобы отвлёкся, отдохнул. Ночь ожидалась нелёгкая – предстояло возвращение в столицу.
* * *
Что-то тайное произошло между соратниками Азрой и Эйнером, в этом Верховный цергард Кузар больше не сомневался.
На самом деле, дела обстояли совсем не так, как это представлялось окружающим, и цергард Азра ошибался. В тандеме Репр – Кузар главным был отнюдь не первый. И если соратник Репр вправду был недалёк умом, бывший его денщик таковым умело притворялся.
Та связь, что существовала между ними, вовсе не на шантаже основывалась, и уж конечно, не была любовной. Всё гораздо проще – они были братьями. Сыновьями одной матери. Детство они провели вместе, в доме Советника Паргера. Человек высокого происхождения и благородной души, он потрудился дать детям неплохое воспитание, не делая различий между родным Репром и приёмным Урпетом (так его звали в те годы). Но видно, дала о себе знать дурная наследственность. Получилось так, что в юности пути братьев разошлись – младший решил посвятить жизнь защите Отечества, старший ступил на кривую дорожку. Или, если угодно, вышел на большую дорогу. Не смотря на молодость, он скоро приобрёл авторитет в уголовном мире, поскольку отличало его изощрённое хитроумие, удивительная наглость, чертовская везучесть и холодная жестокость, пугавшая, порой, даже самых отпетых «коллег по цеху». Какие дела проворачивала его банда, сколько жизней было на его личном счету – история тёмная, до наших дней не дошедшая. Но видно, натворили они немало, потому что, будучи схваченными имперской полицией, отправились всем составом на урановые рудники. Это наказание считалось самым страшным – хуже смертной казни. Медленная но верная гибель ждала преступников, нескольких месяцев хватало, чтобы тело человеческое разложилось заживо под воздействием радоновых эманаций.
116 
