Два человека в красивой чёрной форме Верховных цергардов Федерации лежали в трёх шагах от люка. И песок около их тел был тёмным, мокрым.
Худому, щербатому человеку, которого Эйнер называл в разговоре «дядька Хрит» пуля пробила переносицу. Он лежал с запрокинутой головой, и глазные впадины залила кровь. Он был давно и безнадёжно мёртв. Сам Эйнер тоже был мёртв – во всяком случае, Гвейран был в этом уверен в тот момент, когда нагибался, чтобы поднять тело. Зачем оно ему понадобилось, что он собирался делать с трупом – сам не знал. Просто не хотел оставлять его врагам – и всё.
И только когда он поднял его на катер, и свалил, отнюдь не бережно, в разгрузочную капсулу – за неимением более подходящего места, не на пол же было класть, – ему показалось, что веки убитого слабо дрогнули… Или не показалось? Сдёрнув перчатку, он скользнул пальцами по шее Церангара, отыскивая артерию. Пальцы сразу стали красными и липкими. Но пульс был. Очень, очень слабый. Безнадёжнослабый. С таким не живут.
И всё-таки… Есть такая вещь – «вдруг»… Ни на что не рассчитывая, ни к кому конкретно не обращаясь, он закричал:
– Старт!!!
Весь пол от стыковочного шлюза до медицинского отсека был густо закапан кровью. По этому следу и пошёл агард Тапри, задержавшийся, оттеснённый в сторону на выходе. И нашёл.
Цергард Эйнер лежал на столе, как был в форме и сапогах, только теперь одежда оказалась вспорота, разрезана на куски. Рядом с стоял Гвейран с блестящим хирургическим инструментом в руке. Он тоже был весь заляпан кровью, даже лицо и волосы.
– А, пришёл! – не поднимая головы, сосредоточенно бросил он. – Хорошо. Становись, будешь держать…Крови не боишься?
Тапри отрицательно покачал головой, и поспешил выполнить приказ. Страшно ему было, ох как страшно, но вовсе не от вида крови. К таким вещам он давно привык, потому что война. В – разведшколе их почти не обучали санитарному делу, лишь самую малость – жгут наложить, перевязать… То, что называют «первой помощью». Но он видел уже очень много смертей, и понимал: с такими ранами не живут. И судя по лицу Гвейрана, даже чудесная медицина пришельцев вряд ли сможет помочь. Тапри понимал умом: не надо наедятся, не надо! Но всё-таки надеялся в душе. И боялся обмануться.
Это длилось невыносимо долго. Гвейран резал и шил, втыкал какие-то иглы и трубки, и снова резал, и снова шил… А Тапри то держал, то подавал, и к даже выучил несколько названий инструментов, причем на чужом и странном языке: « скаль-пель», « за-жим». Были моменты, когда ему казалось, что цергард Эйнер уже умер, и становилось жалко, зачем его продолжают мучить… И в тот момент, когда Гвейран, выпрямившись, объявил «Всё! Больше от нас ничего не зависит!» у Тапри подогнулись колени, и он сел на пол.
– Ступай, умойся, – велел ему пришелец.
Адъютант покорно выскользнул из отсека. Гвейран пододвинул себе стул – ноги больше не держали. Что можно было, он сделал, только напрасно всё это было, чисто для самоуспокоения. Одна видимость. Наверное, так чувствует себя хозяйка, заметая мусор под ковёр…
Раненый чуть шевельнулся. Левая, лежащая ладонью кверху рука стала сползать со стола. Гвейран, прикоснулся к ней, чтобы поправить – и вдруг пальцы сжались. Эйнер держал его за руку – как раньше, чтобы не снились дурные сны… Только теперь от другого, более страшного сна ему нужно было спасение.
Прошёл час, другой, третий… ещё сколько-то времени, он перестал следить.
Кто-то подошёл неслышно со спины, тронул за плечо. Он обернулся злобно, внутренне готовый слать всех «куда подальше»… Это была наблюдатель Марта Ли.
– Вацлав, – сказала она мягко, – вам надо отдохнуть. Идите, я посижу с мальчиком. Я вас сразу позову, если… – она не договорила.
Да, ему надо было отдохнуть. Умыться тоже надо было – чужая кровь коркой стянула кожу на лице.
– Только вы обязательно держите его за руку, – велел Гвейран, – не отпускайте ни на секунду, иначе он сразу умрёт! – почему-то он был совершенно уверен в этом.
Если его странные слова и вызвали у Марты удивление, внешне оно никак не проявилось. Указание она исполнила точно.
Время шло, день за днём. Корабль висел на орбите Даги. Возвращение на Землю пришлось отложить на неопределённый срок – то, что не удалось сделать пулям, обязательно довершил бы гиперпространственный переход. Гвейран ходил нервный, ждал – вот сейчас, сейчас они скажут, что им надоело ожидание, и от безделья можно с ума сойти, и они настаивают… Короче, всё то, что он по много раз на дню слышал от них в камере. Но они молчали.