Последние отзывы

  59  

И цергард Эйнер задержался в штабе ещё на пару минут: вызвал регарда Хрита и велел ему следить за адъютантом, не спуская глаз, но по возможности скрытно.

– Нет, ты вообще в своём уме? – орал в голос эргард Верен, не стесняясь тем, что обращается к Верховному цергарду Федерации. – Вот наградили же меня Создатели! Последний близкий человек на всём свете, и тот идиот ненормальный! За линию фронта! По оккупированным территориям! На пару с каким-то космическим монстром!

– Да ладно тебе, – отвечал Эйнер спокойно, – никакой он не монстр. Хороший дядька, разве что кватту пить не может. И через линию фронта я ходил сколько раз! С тобой же мы и ходили, забыл? И с ним тоже ходил. Для человечества это единственный шанс, сам знаешь. И вообще, если я задержусь в столице, Азра меня наверняка прикончит рано или поздно.

– А когда вернёшься… ЕСЛИ вернёшься – не прикончит? – спросил Верен запальчиво.

– Тогда я его сам убью. Будет время этим заняться. А теперь мне не до того. Короче, тащи коктейль, я всё равно пойду, дело решённое.

Это эргард Верен и сам знал. Орал исключительно для очистки совести, давал выход эмоциям. Ведь те слова его, насчёт «последнего близкого человека», преувеличением не были. Никого не осталось у регарда Верена, кроме старого друга детства. Он очень боялся его потерять.

– Вот что. Я с вами пойду, – решил он; погибать, так вместе.

– Ну, здрасьте! – вознегодовал старый друг. – А случись что, кто останется Верховным вместо меня?

– Останется… кем?!

Пару минут они смотрели друг на друга молча. А дело было в том, что, увлёкшись конспирацией, тщательно скрывая имя преемника от господ-соратников, Верховный цергард Эйнер и самого кандидата на высочайший пост как-то позабыл предупредить о той участи, что ему уготовлена. Неловко, конечно, получилось.

– А ты как хотел? – защищался Эйнер. – Я тебе последний близкий человек, ты – мне. Наследников у меня нет. Из кого я, по-твоему, должен выбирать преемников?

– Всё равно, ты должен был меня хотя бы спросить, – злился Верен. – А я, между прочим, не желаю!

– Никто не желает. Я тоже не желал. Однако, есть такое высокое понятие, как гражданский долг! – изрёк Эйнер патетически, но в конце фразы хихикнул. Он развлекался.

– Урод! – рявкнул Верен свирепо и запустил в него старым журналом по микробиологии. – Ничего смешного не вижу! Подставил, как мог, а ещё друг называется! Вот уж точно, «без меня меня женили»!

Цергард поймал журнал налету, и посоветовал «не швыряться старинными вещами, теперь таких не бывает». И принялся болтать о каком-то дурацком стёганом покрывале, на котором привык валяться с ногами, а оно оказалось страшно ценным музейным экспонатом, и на него, как выяснилось, и дышать-то нельзя, только взирать издали, с благоговением… Короче, нарочно с мысли сбивал. Но Верен слишком хорошо его знал, чтобы поддаваться на дежурные уловки контрразведки.

– Заткнись, – велел он, – и слушай. Кто-то должен тебе это сказать. Ты ведёшь себя совершенно непозволительно. Ты постоянно ввязываешься в какие-то опасные авантюры. Ты подвергаешь свою жизнь опасности по делу и без дела. Ты не должен так поступать. Права не имеешь рисковать собой. Вот.

– Это ещё почему? – искренне удивился цергард. – Я что – священная бурая коза из храма Трёх Создателей, чтобы моей жизнью нельзя было рисковать? Кому она вообще интересна, моя жизнь? Тебе только, ну может быть ещё соратнику Сварне и дядьке Хриту. И всё. У меня даже родных нет, помру – на стену памяти повесить некому будет. О чём ты говоришь – не понимаю!

Эргард Верен смотрел как-то странно, будто старался понять, действительно друг его такой болван, каким кажется, или просто прикидывается? Отвечал тихо, чужим голосом:

– Я о тех десяти миллионах человек, для которых ты стал символом. Последней надеждой. Они же на тебя как на бога смотрят, ты знаешь об этом? Они твоимименем клянутся, а не бурой козой! На смерть идут «за Отечество, за Эйнера!» – я сам, собственными ушами слышал!

Цергард Эйнер попятился. Это было уж слишком. Ему стало жутко как никогда. Узнал недавно, что человечеству грозит полное вымирание, казалось, хуже уже ничего не может быть. И вдруг нате вам!

– От кого ты такое слышал? – спросил хрипло, слова выговаривались с трудом.

  59