— Сколько же у него было внуков?
— Шестеро. Но бедная Суннива, которая, собственно, не была его настоящей внучкой, а только моей троюродной сестрой и дочерью Суль, умерла, родив Колгрима, и я не думаю, что речь шла и о ней. Речь шла о трех моих двоюродных братьях — Тарье, Тронде и Бранде.
— Тарье очень умный, талантливый и одаренный человек, не так ли? У него способности к медицине? Не может ли это быть он?
— Да, так можно подумать. Но Тарье был великой надеждой моего деда. Хотя бабушка Силье была чем-то озабочена, бормоча эти слова… Мне с трудом верится, что это мог быть Тарье, хотя, кто знает…
— Шах, — сказал Александр.
— Черт возьми, ты совсем заговорил меня!
Ей пришлось снова сконцентрироваться на игре, чтобы спасти партию.
Когда же положение нормализовалось, она сказала:
— Это так здорово, что мы спасли друг друга, вступив в этот брак, но за всей этой суматохой я как-то забыла, что, возможно, навязываю тебе нежелательного ребенка.
— Наоборот, дорогая Сесилия! Я очень скорблю о том, что не могу продолжить свой род дальше. И поскольку этот священник похож на меня и такой замечательный человек… и у тебя есть такие же качества, я думаю, что все будет превосходно.
— Я рада слышать это от тебя. Я всегда считала, что иметь дочь так же хорошо, как и иметь сына, но, учитывая, что твоему славному роду грозит исчезновение, у нас имеется единственный шанс, и я надеюсь, что это будет мальчик.
Александр прикусил губу, не желая ранить ее своим предположением: если это будет девочка. И она решила, что он думает так же, как и она.
— Моя сестра не поверит своим ушам, когда узнает об этом.
— У тебя есть сестра? Я не знала.
— Она живет далеко отсюда, в Ютландии. Она бывает здесь, в Габриэльсхусе, очень редко.
Сесилия была явно растеряна, впервые услышав о его родственниках.
— У тебя есть еще братья и сестры?
— Нет, только Урсула. Тебе не следует бояться ее, — мягко добавил он. — Хотя мы с сестрой и не особенно близки, у нее доброе сердце.
— Понятно, но я и не боюсь. Я просто думаю. Ты никогда не говорил о своей семье. Тогда как я все время болтаю о своей.
— Это потому, что ты рада своей родне, дорогой друг. Я всегда хотел иметь семью, к которой был бы привязан.
Сесилия взяла одну его ладью. В ответ он объявил ей шах. Она легко нашла выход из положения, хотя мысли ее в данный момент были рассеяны.
— Ты не хочешь рассказывать? — тихо спросила она.
Он понял, что она имеет в виду.
— Нет! — горячо ответил он.
Они сосредоточились на игре. Александр налил вина, и, глядя в глаза, они выпили за здоровье друг Друга.
Где-то в доме часы пробили два. «Наступила ночь», — подумала Сесилия.
Но ей было хорошо и так. Даже уютно. Она сказала об этом слух.
Он улыбнулся, обнажив белые зубы.
— Мне тоже хорошо. Хочешь что-нибудь поесть?
— Потом. Сначала я одержу над тобой победу.
— Вот как? В таком случае тебе не следует так ходить королевой. Иначе я ее возьму. Будь внимательнее.
Он и в самом деле мог взять ее королеву, но она этого не боялась: она поставила сзади две ладьи и теперь только ждала возможности ходить ими.
Александр начал атаку. Не думая о последствиях, он взял ее последнего коня.
— Нет, ты так неосторожна, Сесилия, ты устала.
— Шах, — сказала она и передвинула ладью. Он онемел.
— Что за чертовщина… — только и мог сказать он. Теперь ему оставалось одно: спасать короля. Сесилия снова взялась за ладью, обдумывая на ходу, как нанести ему последний, смертельный удар, но потом вдруг заколебалась. Ей не хотелось побеждать Александра. Поэтому она сделала совершенно невинный ход пешкой.
— Сесилия! Не надо никого щадить, и меня в том числе. Я не прощу тебе, если ты дашь мне выиграть из милости.
— Это не милость, Александр. Это женская стратегия! Но как хочешь. Могу я сделать повторный ход?
— Ты должна его сделать, — убежденно произнес он. — Даже пятилетний ребенок не сделает такого идиотского хода, как перестановка пешки, когда есть возможность разбить меня в пух и прах. В три хода!
Она послушно поставила пешку на место. И тогда вперед пошла вторая ладья.
— Шах, — спокойно сказала она.
Александр долго думал, очень долго. А Сесилия тем временем изучала его красивые руки и вышивку на халате. «Пламя свечей укорачивается», — рассеянно думала она.