Наконец она услышала его быстрые шаги в прихожей и обернулась, стоя возле стены, на которой висели семейные портреты. Сесилия почувствовала, как кровь прилила к ее щекам; стиснув руки, она уставилась большими, испуганными глазами на дверь. Теперь для нее самое главное — правильно все объяснить. Дверь распахнулась, вошел Александр. Вид у него был угрюмый.
— В чем дело, Сесилия? Ты сообщила, что дело срочное, и я ушел с военного совета.
Она окаменела от страха.
— Тебе придется вернуться?
— Разумеется.
— Ты можешь уделить мне полчаса?
Он колебался.
— Говори быстрее, если можно. На совете не понравился мой уход.
— Извини, — сказала она, опустив глаза. — Я буду предельно краткой.
Но это такое дело, которое не решается с налета. На это нужно несколько дней.
— Садись, — сказал он уже более дружелюбно и сел сам напротив нее.
— Я вижу, тебя что-то мучает. Что случилось?
Он был таким элегантным, таким аристократичным, у него были такие выразительные глаза! Но как раз сейчас это не имело значения. И она, заранее обдумав, что скажет, внезапно забыла все слова.
— Александр… То, что я пришла к тебе с этим предложением, не должно как-то ранить тебя или повредить тебе.
Он сдвинул брови.
— Это не вымогательство… — пробормотала она, заикаясь, — я знаю, что тебе трудно, но я на твоей стороне, не забывай!
Он по-прежнему выжидательно смотрел на нее, оба чувствовали расстояние, разделяющее их. Она торопливо добавила:
— Мне нужна твоя помощь. Больше мне надеяться не на кого.
Он с неохотой произнес:
— Тебе нужны деньги?
— Нет, нет! Но думаю, я могла бы тебе помочь… тоже.
Нет, этого говорить не следовало: он просто окаменел, услышав ее слова.
Сцепив пальцы рук, Сесилия сжала их и глубоко вздохнула.
— Я знаю, что ты в трудной ситуации. Я не знаю подробности, но…
Тут она взяла себя в руки, заметив, что уже говорила это.
— Продолжай, — сдержанно произнес он. — Тебе нужна моя помощь. Какая именно?
Сесилия сделала глотательное движение.
— Я попала в ловушку. Когда я ездила домой на Рождество, я сделала страшную глупость, непростительную глупость, которую я сама не могу объяснить или оправдать. Сегодня утром я узнала, что у меня будет ребенок…
Александр затаил дыхание.
— Срок очень маленький, всего две недели… Я знаю, что ты рискуешь лишиться места, возможно, лишиться головы из-за своей… слабости… Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?
— Да, — ответил он, немного помедлив и вставая, словно ему было невмоготу смотреть ей в глаза. Повернувшись к ней спиной, он сказал: — Ты, возможно, помнишь юного Ханса?
— Да.
— Он… он ушел от меня к другому.
Как странно это прозвучало. Словно это была обычная любовная история. Александр продолжал:
— Оба они были застигнуты врасплох на месте преступления, и новый друг Ханса назвал мое имя. Он утверждает, будто Ханс рассказывал ему про меня.
Сесилии передалась его горечь.
— И что же Ханс?
— Он достаточно лоялен, чтобы отрицать это, и я ему за это благодарен. Но никто ему не верит. Мое положение плачевно, Сесилия.
Он снова повернулся к ней, сел. Теперь, когда главное было сказано, он осмелился посмотреть ей в глаза.
— Дело будет слушаться через несколько дней, меня привлекут к ответу. Я должен буду присягать на Библии, а я ведь глубоко верующий человек! Клятвопреступление для меня немыслимо.
— И даже король не может спасти тебя?
— Он верит мне. Пока. Но когда он узнает, что я лгал ему, мне конец.
Сесилия кивнула. Она не могла больше ни о чем говорить. Она думала лишь о том, что означает этот позор и это унижение для такого человека, как Александр. Он будет выставлен на всеобщее осмеяние, не исключено, что его изобьют на улице…
— Кто он?.. — тихо спросил Александр.
Без всяких предисловий он перешел к ее проблемам. Она была в шоке: на какой-то миг она забыла о себе.
Но его живой интерес согрел ее.
Она отвернулась, чувствуя отвращение к самой себе и к тому, что с ней случилось.
— Один хороший друг семьи, — ответила она. — Священник, неудачно женившийся. Изголодавшийся по человеческой близости. Все это было так поспешно. И никому из нас это не было нужно!