37 
Ивану Агафоновичу стало казаться, что он сходит с ума. Он был решительно не в состоянии уразуметь, о каком животном идёт речь.
— Оно невидимо на свету, — сжалившись, растолковал Ивенский. — Чёрная гончая — слышали о такой твари?
— Слышал, — прошептал Листунов, холодея от мистического ужаса. — Она что, здесь? И всё время была рядом с вами?!
— Да, уже несколько дней следом ходит, — с демонстративным легкомыслием подтвердил Удальцев. — Это вы её вживую ещё не видели, ваша милость! Вот, доложу я вам, страшилище! Но ничего, мы с Романом Григорьевичем уже привыкли к такому соседству. Верно, ваше высокоблагородие?
— Человек ко всему может привыкнуть, — откликнулся тот философски.
Господин Зимин смягчился:
— Ну, если ви не желаль звать это с собой, само он в мой дом не войти. Прошу, господа! Чем обязан визитом? — германский акцент его то усиливался, то исчезал самым непредсказуемым образом.
Миновав анфиладу из пяти богатых комнат, с большим вкусом обставленных в стиле загородной усадьбы, хозяин провёл визитёров в кабинет, усадил на диване.
— Я полагаль, ви хотеть говорить о безвременной кончине наш премногоуважаемый господин Понурофф? — это прозвучало не без скепсиса.
— Не только, — возразил Роман Григорьевич. — В данный момент нас больше занимает безвременная кончина господина Контоккайнена.
— Что-о?! — маг подался вперёд, выражение иронии на его приятном круглом лице уступило место изумлению. — Контоккайнен мёртв?! Как это случилось, господа? Когда? — акцент пропал совершенно.
— Поутру заколот в грудь острым предметом, — проинформировал Листунов официальным тоном. — Имеете ли вы что-то сказать по этому поводу?
На несколько мгновений в комнате повисло молчание. Потом Зимин сказал резко:
— Только не ждите от меня слов сожаления, господа сыщики! Покойник был большой плут, не тем будь помянут, и характером обладал прескверным.
— Это мы заметили, — не удержавшись, буркнул себе под нос Иван Агафонович. Хотел задать следующий вопрос, но Ивенский его опередил, спросил уклончиво:
— Вам известно о предполагаемом участии господина Контоккайнена в некоем… гм… транспортном прожекте? — ему пока не хотелось излишне информировать Листунова.
Зимин усмехнулся зло:
— Ха! Ещё бы не известно! По поручению из столицы мы в нашем обществе провели честный конкурс на замещение вакантной должности при Министерстве путей сообщения — скажем прямо, очень выгодной должности. Выдвинули трёх кандидатов из числа победителей. В положенный срок подали их бумаги в министерство — и что же? Спустя несколько дней стало известно, что к прожекту будет привлечён академик Контоккайнен, даже не участвовавший в конкурсе! Вы считаете это справедливо? Нет, я ничего не хочу сказать, Контоккайнен — сильный маг. Но транспорт — это же совершенно не его сфера, он работал в области предикторики и астрологии!.. И знаете, что я вам скажу? — продолжил он после секундной паузы. — Возможно, вы сочтёте меня плебеем, вульгарным сплетником, но истина для меня выше мнения окружающих. По слухам, академик Контоккайнен приспал эту должность с одной весьма и весьма влиятельной вдовой!
— Правда?! — по-детски удивившись, не удержался от возгласа Удальцев. Ему вспомнилась отталкивающая внешность покойника, и подумалось: неужто такая влиятельная дама не могла подыскать себе более достойного аманта? По молодости лет он ещё не знал, что про таких, как Контоккайнен говорят «магнетическая личность», и магнетизм этот весьма привлекателен для дам средних лет.
— Насколько правда — не берусь судить. Но слухи такие ходят, и подозреваю, что они не беспочвенны! — ответил маг торжествующе.
Но Роман Григорьевич частная жизнь покойника не заинтересовала.
— Скажите, господин Зимин, — обратился тихо, — кто победил в вашем конкурсе? Кто получит заказ теперь, после гибели Контоккайнена? Вы можете назвать имена?
Маг бросил на него короткий злой взгляд и сделался вдруг удивительно похож на своего московского коллегу Кнупперса.
— Извольте. Гроссмейстер Филиппов, гроссмейстер Штосс и ваш покорный слуга. Желаете арестовать немедленно, или позволите сделать нужные распоряжения?
— Ах, что вы, Козьма Митрофанович, мы не только не собираемся вас арестовывать, но пока даже не имеем оснований подозревать кого-то из вас троих, — улыбнулся Ивенский, но что-то зловещей получилась эта улыбка. — Поэтому очень вас прошу, не сажайте нам на хвоствторую гончую, боюсь, как бы они не передрались!
37 
