59 
Потом он вернулся домой, они поужинали, и он без конца брал ее за руку и прижимался щекой к ее щеке.
«Знает ли он, что я девушка?» — испуганно подумала она, но было ясно, что он так не думает. Он был изысканно вежлив, а слуг отпустил.
— Если ты подождешь, мой маленький миньон, я схожу переоденусь, — сказал он.
Тула кивнула и стала ждать.
Эфраим вернулся, одетый в длинную ночную рубашку, широкую, как шатер фокусника.
Он обнажил обе свои белые ноги и велел Туле массировать их.
Она подчинилась, хотя вовсе не была уверена в том, что именно такое лечение принесет ему пользу. Но если ему кажется, что это помогает, она сделает это, так велел ей Хейке. Удовольствие пациента — это уже наполовину выздоровление.
— Немного повыше, — попросил Эфраим. — И еще повыше! Сядь рядом со мной! Вот так. — Он похлопал Тулу по плечу. Погладил по руке и по спине. Дыхание его было тяжелым…
Под ночной рубашкой что-то явно приподнялось. Торчащее вверх острие. Вздохи его смешивались со стонами, выражающими удовольствие.
Нет, что же это в самом деле было? Ведь она же была для него мальчиком! Неужели он все-таки угадал, кто она?
— Мой маленький миньон… — прохрюкал он.
Миньон? Где она раньше слышала это слово? Читала? О нравах французского двора?
Теперь он попросил ее помассировать ему его жирные ляжки.
Тула, с ее обостренной чувствительностью, ощущала нагнетание атмосферы в комнате. Этот… Она чуть не прыснула от смеха, но сдержалась. Этот… бык! Запах течки!
Что за дурацкое выражение!
— Какие руки! Прекрасные, мягкие руки! — стонал он.
Хотел ли он, чтобы она подняла руки еще выше? Фактически, так оно и было. Судя по тому, как он ерзал и дергался на стуле, чтобы придвинуться к ней поближе.
Теперь на ночной рубашке у него было мокрое пятно, в том месте, где она оттопыривалась.
Глаза Тулы сверкнули. Это было дьявольски забавно! Какое увлекательное приключение!
Ну, что, попробовать?
— Не желает ли господин помассировать… немного повыше?
И тут же его рука схватила ее руку и направила в нужную сторону.
— Да! Да!
Вздохи его стали еще громче.
Боже милостивый! Тула едва сдерживалась от смеха, ей приходилось опускать голову, чтобы не расхохотаться. Теперь он помогал ей всем телом, тяжело дыша. Потом попытался встать со стула.
С трудом произнося слова, он сказал:
— Повернись ко мне спиной, мальчик! Нагнись вперед! Спусти штаны, и побыстрее, я не могу… долго ждать…
Миньон!
Она похолодела от замешательства, вспомнив, что она об этом читала.
Миньоном называли мальчика, который служил игрушкой французским дворянам, имевшим иную эротическую направленность.
Александр Паладин! Его долгая печальная история, продолжавшаяся до тех пор, пока Сесилия не вошла в его жизнь — как она могла забыть об этом?
А ведь Тула была девушкой! И если бы Эфраим узнал об этом, он пришел бы ярость. Теперь не время думать — нужно действовать!
— Сейчас, сейчас, — успокаивала она его, когда он пытался повернуть ее задом. И, не выпуская из рук его разогретый член — кстати, совсем маленький — она потихоньку прошептала усыпляющие заклинания.
— Сначала мне нужно увидеть ваше великолепие, — пояснила она, замечая, что на него уже начали действовать ее слова; он снова сел на стул.
— Ах, как это было чудесно… — пробормотал он, закрывая глаза.
А Тула бормотала колдовские заклинания, пока его член, который она держала в руке, не опустился и не сморщился.
Эфраим спал. Она оправила на нем ночную рубашку, положила на стол лекарства и вышла из комнаты.
— Все было очень гуманно, — прошептала она, стоя у двери, — для обеих сторон.
В своей комнате она собрала свои вещи и поздно вечером покинула дом Эфраима.
Ничего, что ей пришлось ехать ночью. В его доме она не могла оставаться.
Ночь была теплой и ясной. Выехав из Кунгельва и направляясь на юг, она остановилась на покрытом лесом холме, где и заночевала, закутавшись в конскую попону.
Как хорошо расслабиться, когда впереди такой долгий путь. Но еще больше она беспокоилась о коне, которому нужен был ночной отдых.
И она заснула с горьким привкусом во рту. Приключение в доме Эфраима подействовало на нее больше, чем ей того хотелось.
59 
