856 
– Во дырища! – возмущалась она, оглядывая тусклую позолоту, пропыленные насквозь гобелены и потертые чуть не до дыр шелка. – В кансалонских казармах и то свежее! Нет, только глянь, какая паутинища по углам! Мечта любой ведьмы! А полы! Скрипят, как ломовая телега! А окна! А ванну ты видел?! В такую сядешь – пожалуй, всю задницу занозишь! Вот пойду сейчас к хозяину, дам ему по шее! Вместе с его уриашем! Мало не покажется!
– Не понимаю, чего ты расходилась? – удивился Хельги. – Мы сюда не жить пришли, забыла?
Девица на миг смутилась – она и впрямь слишком увлеклась ролью постоялицы. Но только на миг!
– Пришли не жить! Но деньги платим понастоящему и втридорога! Отдаем золото за такую дрянь!
– Боги великие! Да ты, похоже, от Орвуда аурофилиюподцепила! – рассмеялся демонубийца. – Беда какая! Кто бы мог подумать, что это заразно!
И пришлось пристыженной сильфиде умолкнуть – один из редких случаев, когда последнее слово осталось не за ней.
…В отведенной им комнате лазутчики пробыли всего несколько минут – ровно столько ушло на обсуждение плана дальнейших действий. Потом Хельги спустился вниз – будто бы за выпивкой, взял у гоблина пару бутылей красного вина, а на обратном пути будто бы случайно распахнул ногой не ту дверь. Пятый номер вместо седьмого. «Спросите, как это Энка уступила мне столь увлекательную миссию, почему не пошла сама? Просто она вынуждена была признать: так уж принято в обществе, что за выпивкой обычно бегают не дамы, а кавалеры», – позже записал Хельги в своем дневнике.
Итак, он распахнул дверь, ввалился, гремя посудой, и… увидел!
Худой черноволосый дядька средних лет очень прямо, почти не опираясь на спинку, сидел в глубоком кресле. На его острых коленях, прикрытых складками серой мантии, лежал раскрытый пергаментный фолиант. Соседнее кресло занимала она, одна из похищенных принцесс; в этом у Хельги сомнений не было. Простые женщины не могут позволить себе столь богатую повседневную одежду. Граненые самоцветы и золотое шитье красиво поблескивали в свете магического шарика – колдун использовал его вместо обычной свечи. Дева полулежала в расслабленной позе тряпичной куклы, лицо ее было абсолютно неподвижно, будто вылеплено из воска. Появление в комнате постороннего не вызвало у нее ни малейшей реакции, в буквальном смысле глазом не моргнула.
Колдун, напротив, вскочил резко, будто в испуге. Тяжелая книга с шумом соскользнула на пол.
– Кто?! Чего надо?! – каркнул он голосом сильно простуженного ворона. Он вообще был похож на птицу, большую и злую, с острым клювом и хищными когтями.
Хельги помахал ему рукой.
– Я… эта… зашел, – сообщил он радостно и протянул бутыль: – Выпить хочешь?
– Пшел вон, пьянь! – прошипел колдун страшно. Когтистые пальцы уже вычерчивали в воздухе огненные символы.
Хельги спешно ретировался, не столько из страха быть превращенным в какуюнибудь ползающую или скачущую гадость, сколько из опасения, вдруг чародею откроется его грозная демоническая сущность, – и доказывай потом, что случайно ошибся дверью!
Зачемто оставив одну из бутылей на чужом пороге, подменный сын ярла вернулся в снятую комнату. Потом они заперли двери изнутри и ушли: Энка красиво левитировала, Хельги просто выпрыгнул из окна второго этажа.
Для тех, кто действует активно, время бежит незаметно. Для тех, кто остается ждать, – тянется нестерпимо долго. «Осточертело! – думал Данила с раздражением. – Все осточертело! Осточертело торчать без дела в темной, пропахшей нечистотами подворотне. Осточертела дурацкая компания. Осточертело скучать и мерзнуть». Вечер выдался не полетнему холодным, с моря тянуло резким ветром – добрый знак для кораблей, застрявших на рейде: когда приходит в движение воздух, уходит Черная Зыбь. Но Дэну было не до чужих примет и проблем – своих хватало. Осточертелоему все!!!
– За каким хреном мы тут торчим?! Где застряли те двое? – бесился он и не слышал, как Ильза тихонечко шепнула Эдуарду:
– При чем тут вообще хрен? Ведь мы не за овощами пришли!
– Так говорят: «хрен редьки не слаще», – отвечал принц, не желая признаваться, что тоже ничего не понял.
– Когда они наконец вернутся?! Надоело!
– Вообщето тебя с нами никто не звал, – напомнил Орвуд с напускной невозмутимостью. На самом деле он был отчаянно зол на гадкого клиента, но нарочно сохранял видимое спокойствие, чтобы досадить. – Ты сам увязался.
856 
