Оно давило угрозой чести королевы и более широко – угрозой всей королевской фамилии. В это мгновение, когда он еще мог сопоставить ничтожные слова о человеческой любви с величием трона. Жиль возненавидел Марию-Антуанетту, которая позволила себе быть прежде женщиной, а лишь потом королевой, забыв о своей громадной ответственности.
Он долго размышлял о том, что ему надобно сделать. Когда же в семь часов утра придворная стража пришла на смену роте шотландцев, его решение было принято. Надо было вернуть письмо де Ферсену, но заставить его посмотреть в лицо всем возможным последствиям своего поведения. Надо было его заставить любыми средствами понять всю подлость его действий по отношению к той, кому он хотел служить и которая по своей щедрости даже давала ему на это средства.
– Сто тысяч ливров, – пробурчал Жиль, кипя от гнева, – сто тысяч да еще двадцать тысяч пенсиона ежегодно. А что же господин граф де Ферсен дает взамен Его Величеству королю Людовику Шестнадцатому? Преданность? Восхищение? Пару рогов! И после этого еще смеет называться дворянином!
Переживая это всю ночь, он был так взбешен, что, когда подъехал к своему жилищу, не чувствовал никакой усталости.
В квартире он увидел Понго в большом белом фартуке, свежего, как будто не он проскакал полночи. Тот стелил на стол белую скатерть и ставил завтрак, принесенный им из соседнего трактира, – телятину, артишоки и пышки с орехами.
Он встретил своего хозяина широкой улыбкой человека, довольного своей работой. Однако тот смерил стол суровым взглядом.
– Почему ты не поставил прибора себе? Когда мы вдвоем, то едим вместе. Ты мой товарищ по оружию, а не слуга.
Каждый раз, когда Жиль напоминал ему об их боевом прошлом и о том, что он воин, Понго был счастлив. Он быстро принес еще один прибор, и оба уселись за стол.
– Ну что? – спросил Жиль, накидываясь на телятину, в то время как Понго наполнял бокалы красно-рубиновой жидкостью с той щедростью, которая явно говорила о том, что французские вина пришлись ему по вкусу. – Ты нашел экипаж с номером двенадцать?
Понго кивнул и добавил:
– Желтый экипаж, въехав в Париж, поехал по дороге, где строится стена, затем долго ехал до маленькой улицы, выходящей на большую дорогу.
– Ты смог узнать название улицы?
Лицо индейца расплылось в улыбке.
– Понго знать все. Это улица Нев-Сен-Жиль в квартале Маре, номер десять, – сказал он, прочитав это по бумажке, исписанной детским почерком. – Даму же звать графиня де Ла Мотт-Валуа. Живет с супругом, старой кухаркой и человеком со смешным пером на черной шляпе.
– Ты хочешь сказать, что этот молодой человек, который был с ней в экипаже, – писатель?
– Нет, не писатель. Он пишет письма для дамы.
– А, так он ее секретарь. Вот это странно. Дама не может позволить себе личный экипаж, но держит секретаря. Да, кстати, а как ты смог все это узнать?
– Говорил с человеком, который зажигает и тушит фонари на улице. Этот человек очень любит белое вино, а кабаре недалеко.
Жиль засмеялся и наполнил бокал своего бесценного слуги.
– И ты повел его выпить по стаканчику. Он тебя не боялся?
Густые черные брови ирокеза округлились, принимая форму глаз, похожих на агатовые шарики.
– Бояться? Почему? Понго сказал, что он слуга знатного испанского господина, влюбленного в одну женщину. Дал ему денег, и человек-фонарь был доволен. Он даже сказал Понго имя ее красивой камеристки Розали Бриссо.
– А как ты узнал, что она красивая? Ты ее видел?
– Да, когда она выходила из церкви. Очень, очень красивая.
Руками Понго обрисовал пышные формы женского тела, и лицо его приобрело блаженное выражение.
– Понимаю! Это именно то, что ты любишь. Ну хорошо, мой друг. Я не буду мешать твоей попытке. Даже наоборот. Если ты сможешь при помощи этой женщины проникнуть в дом графини, ты окажешь мне большую услугу. Но об этом мы поговорим вечером. А теперь помоги мне помыться и переодеться. Мне надо ехать в Париж. А во время моего отсутствия погуляй по Версалю и постарайся подыскать подходящее жилье, но не очень дорогое. Мое жалованье две тысячи ливров, но я намерен тратить как можно меньше денег герцогини. Что-нибудь около пятидесяти ливров нам бы подошло.
Некоторое время спустя голый Жиль в большом чане для стирки белья наслаждался холодным душем, а Понго, взгромоздясь на табурет, щедро поливал его из лейки.
ОЧЕНЬ НАСЫЩЕННОЕ УТРО
Аксель де Ферсен, должно быть, не очень рано лег спать, потому что, когда Жиль вошел в комнату отеля «Йорк» к полудню, ставни были плотно закрыты, а граф крепко спал, скрестив руки на груди.