Особенно,... 
84 
– Но вы достаточно хорошо известны. На вас делают засаду в подъезде вашего дома и нападают на вас.
– Я уверяю вас, что вы не знаете Парижа. Хозяин этого дома граф Оссолинский – богатый польский вельможа, а я всего лишь презренный бедняк. А эти охотились за моими деньгами и драгоценностями, – добавил он, любуясь своими руками, унизанными перстнями. – Ну, а теперь скажите мне, что я смогу сделать для вас, я непременно хочу отплатить вам.
– Если эти люди охотились лишь за вашими деньгами, граф, то этот долг не слишком большой.
Мы будем в расчете, если вы мне просто скажете, что у вас за отношения с мадемуазель де Лятур.
– Только отеческие, уверяю вас. Она приходится племянницей одной замечательной женщине, которую я имел счастье излечить от некоторых болезней сразу же по моем приезде три года назад, когда я был приглашен для лечения маршала Субиза. С тех пор я всегда наношу им визиты, в каждый мой приезд в Париж. А сегодня вечером мы виделись с нашими общими друзьями.
Вот и вся загадка. Но берите же ваш паштет, он отличный. Еще вина?
– Вы врач?
– Я вам сказал: я тот, кто есть; мог бы сказать также: я тот, кто знает. Да, мой юный друг, я врач и, не хвалясь, скажу, может быть, даже лучший из всех, поскольку я излечиваю не только тело, но и душу. Некоторые из моих больных не могут без меня обойтись, и это обязывает меня много путешествовать.
Инстинкт говорил Жилю, что все это не досказано. Что-то здесь было не так, не клеилось, но что именно, он не мог сказать. Может быть, излишняя простота и естественность объяснения не соответствовали тому, что происходило вокруг графини и мосье. Чтобы удостовериться в своем подозрении, он спросил:
– Вы лечите кого-нибудь в Люксембургском дворце? Может, графиню, а может, и самого мосье?
– Да, Мосье прибегает иногда к моим скромным услугам, когда его особенно одолевают болезни. Но делает он это с большими предосторожностями и держит в большом секрете, с тем чтобы не вызывать неудовольствия со стороны тех, кто обязан следить за его здоровьем.
– Болезни? Принцу же только тридцать.
– Возраст здесь ни при чем. Он излишне много ест и пьет. Представьте только, что его светлость ежедневно выпивает около десяти бутылок старого вина. Кроме того, хотя он обожает лошадей и имеет в своих конюшнях лучших чистопородных лошадей Европы, он не делает никаких упражнений в противоположность королю, который ест и пьет много меньше и ежедневно ездит на охоту. А что до мосье, видите ли, причины бед с его здоровьем многочисленны. Он страдает приступами подагры, расширением вен, печеночными коликами, рожистыми воспалениями. У меня есть некоторые эликсиры, которые ему иногда очень помогают. Это единственное, что он приемлет, ибо, когда я ему говорю о режиме, он отказывается меня даже выслушать.
– Понимаю. И что, принц болел в эти дни?
– Да, и довольно сильно. Я его застал с сильным печеночным воспалением, и мне, к счастью, удалось помочь ему.
На этот раз Жиль понял, что Калиостро говорил ему не правду, что эти «врачебные» отношения, которые он поддерживал с принцем, скрывали что-то другое. Ведь человек, который приходил к Бегмеру, был, может, излишне толст, но без признаков печеночных колик, впрочем, всяких других тоже.
– Вот и вся тайна, – вздохнул врач, склоняясь, чтобы лучше любоваться светом пламени через бокал с шампанским. – И я благословляю то чувство, которое вы питаете к прелестной мадемуазель де Лятур, ведь именно ему я обязан вашему вмешательству. Но ведь вы в Париже недавно, когда же вы успели ее встретить? Она же почти совсем не выходит в свет.
Жиль терялся в поисках загадки, которую преподносил ему этот человек. Он потерял бдительность и рассеянно ответил:
– О, Жюдит я встретил довольно давно.
Тотчас же он спохватился о допущенной им глупости.
– Жюдит? Но мадемуазель де Лятур зовут вовсе не так, она же Жюли?
Сверкающие глаза врача повелительно вперились в залившееся краской лицо шевалье. Он натянуто улыбнулся, стараясь скрыть смятение и неловкость.
– Я сказал «Жюдит»? Вероятно, я просто обмолвился.
– Нет же, вы не обмолвились. Вы сказали «Жюдит» совершенно сознательно, потому что вы ее действительно знали давно, даже очень давно. И вы знаете о ней гораздо больше, чем я.
Приветливость тона врача совершенно исчезла.
Теперь в нем чувствовалась скрытая волна угрозы. И Жиль внезапно почувствовал, что улыбчивая внешность, очаровательные манеры этого человека скрывали что-то бесконечно угрожающее и опасное. В то же время его охватил страх: не навлек ли он беды на ту, которую он любил больше всего на свете своим неосторожно оброненным словом. Взгляд Калиостро стал невыносим.
84 
