Особенно,... 
96 
— Что с вами случилось, Сесиль? — улыбнувшись, спросила Шарлотта. — Мы бежали от короля, будто от дьявола с хвостом и рогами!
— Мне кажется, я предпочла бы увидеть перед собой именно дьявола. Вы слышали? Он назвал вас Луизой!
— И что же?
— Так звали мадемуазель де Лавальер, которая удалилась в монастырь кармелиток. Вам уже кто-то говорил, что вы на нее очень похожи?
— Да... Были какие-то намеки...
— Хорошо еще, что при зыбком и таинственном свете луны он наверняка подумал, что это сходство ему только почудилось. Так было бы лучше для вас. Надеюсь, что так оно и будет...— Но вы мне не ответили, почему мы убежали.
— Если бы мы остались, нам пришлось бы отвечать на его вопросы и сообщить, кто мы такие. Шарлотта, скажите, вы уверены, что ваша мать — на самом деле ваша мать?
Услышав вопрос, Шарлотта не просто улыбнулась, она расхохоталась.
— Вы решили, дорогая, что я могу быть дочерью мадам де Лавальер? В таком случае, милая Сесиль, меня бы растила небезызвестная вам мадам де Ментенон вместе с другими королевскими незаконнорожденными детьми, и сейчас, вполне возможно, мне бы уже сватали какого-нибудь принца.
— Да, конечно, вы правы. Забудем об этом. Но пусть король думает, что ему привиделся в роще призрак. В белом платье в серебряном свете луны вы вполне могли сойти за воздушное привидение. Не дай бог, он увидел бы вас при свете солнца во плоти и крови.
— И что тогда?
— Вы могли бы вызвать у него симпатию.
— А разве это плохо?
— В тот же вечер вы оказались бы в его покоях, потом в его постели, а потом стали бы жертвой двух гарпий, которые готовы разорвать в клочки всех и вся, лишь бы не лишиться королевской привязанности. Я уж не говорю о том, что, быть может, вам пришлось бы тоже искать помощи у приора де Кабриера, как несчастной Фонтанж, которую мы никогда больше при дворе не увидим.
— И что же вы мне посоветуете? Немедленно уехать из Версаля и вернуться в Сен-Клу? Боюсь, что герцогиня Елизавета на этот раз не согласится меня отпустить.
— Я тоже так думаю. Не знаю, слышали вы или нет, но Фонтанж была не первой из ее фрейлин, которой Его королевское величество бросил платок. До нее в королевской постели уже побывали мадемуазель де Фьенн и мадемуазель де Лудр. Нашу дорогую курфюрстину подозревают в том, что она специально выбирает себе в фрейлины привлекательных девушек, чтобы вечно голодному людоеду — если только он не охвачен страстью, — было бы чем поживиться.
— Но говорят, что она влюблена в него. Разве влюбленные так поступают?
— Неужели вы думаете, что у герцогини Елизаветы есть какие-то иллюзии относительно собственной привлекательности? Но, если королю вдруг приглянется кто-то из ее окружения, он начинает чаще навещать ее, а ей другого и не надо.
— Так что же мне теперь делать?
— Ничего! Вернее, стараться быть как можно незаметнее и не попадаться Его величеству на глаза. В конце концов, не целый же год будут длиться версальские праздники! Через две недели мы опять уедем в Сен-Клу.
— Я сама об этом мечтаю, но вы забыли об одном пустяке.
— Каком же?— Короля на прогулке сопровождал дворянин. Вы знаете, кто это был?
— Вы имеете в виду герцога де Ларошфуко? Он главный обер-егермейстер при королевском дворе и уже только поэтому — лучший друг Его величества. Если бы речь шла о другом короле, то его можно было бы даже назвать фаворитом. Герцог — один из тех, кто поддерживал Фонтанж.
— Меня очень бы удивило, если бы герцог поверил в существование призраков!
— Герцог? Он верит только в самого себя и в свою придворную карьеру! Но вы, конечно, правы. Очень бы не хотелось, чтобы этот ловчий принялся выслеживать новую добычу и напал на след... Я вижу только один выход — завтра с утра вам надо «заболеть» и не выходить из комнаты до нашего отъезда.
Глава 8
Гром среди ясного неба
Шарлотта и Сесиль волновались напрасно. Спустя пять минут после встречи, которая так поразила короля, он уже позабыл о ней: один из «голубых мальчиков», находящийся при Его величестве для особых поручений, прибежал и сообщил, что приехал месье де ла Рейни, он просит срочно уделить ему время для аудиенции и ждет Его величество в приемной. Если глава полиции позволил себе тревожить государя во время столь великолепного празднества, значит, случилось что-то чрезвычайное. И в то самое время, когда юные фрейлины вернулись к себе, и Шарлотта принялась слегка стонать, ссылаясь на боль в ноге, которую она только что подвернула (цветущий вид Шарлотты опроверг бы любую другую болезнь), Людовик XIV спешил вернуться во дворец, отдав распоряжение, чтобы месье де ла Рейни провели в Большой кабинет.
96 
