376 
– Уходя, отшельники могли наложить на Привратника сдерживающее заклятие, – возразила Велька, – которое со временем ослабело или вообще разрушилось.
– Возможно. Но столь активно бодрствующая нежить не может долго обходиться без еды, иначе ее плоть начнет распадаться. Вряд ли дайны ежедневно бросали в озеро по корове или добровольцу, а непробудно спящий на дне Привратник им ни к чему. К тому же издохший дракон как раз и послужил причиной их… хм… спешного переезда.
Скит содрогнулся с таким гулом, словно по нему прошлось отродясь не виданное в этих краях землетрясение. Кусок обшитого досками потолка рухнул на то место, где минуту назад стояла Велька, и тут же исчез под высокой горкой земли. Барельеф в мгновение ока покрылся трещинками и с тихим шелестом осыпался на пол мельчайшей глиняной крошкой.
Мы с ужасом переглянулись.
Дракон то ли вспомнил прижизненный опыт общения с коварными отшельниками, то ли заново сообразил, что проломить макушку скита намного легче, чем раздирать укрепленный камнями и балками лаз.
* * *
Староста и детина уныло наблюдали, как Гдынь, пыхтя, выкорчевывает заклинившее весло из уключины. На кой оно ему сдалось, сотник и сам не мог объяснить, но принцип «сгодится» его еще никогда не подводил. Лодка вообще-то принадлежала старосте, но тот опрометчиво брякнул, что, мол, глаза б его больше это корыто не видели, и упустить такую возможность загребущий сотник никак не мог.
– Были бы весла, а лодка приложится! – торжествующе пропыхтел он, вскидывая на плечо наконец поддавшийся инвентарь. – Ну пошли, что ли?
– Куда? – мрачно буркнул детина. – Нам тута до рассвета куковать, покуда рыбаки на промысел не выйдут. Во тьме-то сколь не аукай, никто не подплывет. Хорошо ежели днем какого парнишку похрабрее уломаем.
– Да хотя бы вон в том леске хвороста насобираем и костерок разведем, одежу высушим. – Гдынь беззаботно махнул веслом на березняк и осекся.
Между лесом и мужиками, возникнув буквально из ниоткуда, стояла, по-хозяйски растопырив рыжие мускулистые лапы, здоровенная черная собака с тускло мерцающими глазами.
– Х-х-хороший песик, – с кривой ухмылкой выдавил Гдынь, оглядываясь в поисках поддержки, но дружки трусливо скучковались за его спиной, справедливо полагая, что псина бросится на ближайшего возмутителя спокойствия и, возможно, им и наестся.
Зверюга плотоядно оскалилась во все три сотни клыков (возможно, староста и обсчитался на дюжину-другую, однако на общее впечатление это не повлияло) и так же молча сорвалась с места, но не прямо вперед, а по дуге, заходя мужикам в бок.
До глубины души возмущенные таким коварством, те слаженно завопили и, ощутив вполне закономерное желание оказаться где-нибудь подальше, немедленно и весьма энергично приступили к его реализации.
Собака кидалась то вправо, то влево и, хотя уже сто раз могла тяпнуть кого-нибудь за лодыжку, не доставила себе этого культурного удовольствия, целеустремленно гоня мужиков к дыре в елках. А когда они наконец благополучно в нее вписались, резко затормозила и, осев на куцый хвост, облегченно, совсем по-человечьи вздохнула.
* * *
Дракон, ударно попрыгав по холму, сделал перерыв и снова залег напротив входа, как кот у мышиной норы, раздраженно виляя хвостом и время от времени профилактически обрабатывая коридор пламенем. Вершина холма превратилась в черную впадину, но проклятые человечишки забились в уцелевший уголок возле самого прохода, надрывно кашляя, однако не желая выходить на свежий воздух, что приводило дракона в еще большую ярость.
Пробудивший его зов становился все громче и требовательнее, но он же повелевал в первую очередь уничтожить незваных гостей. Ведьмы очутились не в том месте и не в то время и должны были за это поплатиться. Любой ценой.
Дракон распахнул крылья, по-аистиному изогнул шею, запрокинув голову до самой спины, и разразился беззвучным визгом, всколыхнувшим листву. Но услышал его только тот, кому он предназначался.
И в этот момент в оттопыренный драконий зад с разгону врезались трое истошно вопящих мужиков.
Не сразу разобравшись что к чему, участники столкновения тупо уставились друг на друга, причем ошеломленный такой наглостью дракон ласточкой вспорхнул на полуразрушенный скит, как благородная девица при виде трех мышек, а Гдыневы вопли приобрели ультразвуковую тональность.
376 
