- Ты не можешь, - сказала она решительно. – Даже пускай ты и Шоу.
Гидеон повернулся на бок, уложив ее голову в изгибе локтя, и посмотрел на нее сверху вниз. – Я дал бы тебе все, чего бы ты ни пожелала. Я бы отвез тебя в любое место на свете. О чем бы ты ни попросила…
- Со временем это станет между нами. – Ливия начала думать, уж не сошла ли она с ума, отвергнув его предложение, когда многие женщины упали бы на колени от благодарности. На губах ее появилась дрожащая улыбка, когда она увидела выражение его лица. Очевидно, он был мужчиной, который не привык к тому, чтобы ему отказывали по какой-либо причине. – Давай просто вместе насладимся временем, которое у нас есть сейчас. Через несколько дней я возвращаюсь в Стоуни Кросс, но пока…
- Несколько дней? Нет, оставайся еще и возвратишься вместе со мной.
Она покачала головой. – Нам не стоит путешествовать вместе – пойдут разговоры.
- Мне плевать. – В его голосе слышалось отчаяние. – Просто принимай меня таким, какой я есть, Ливия.
- Может быть, я бы и смогла, если бы мне было все равно, - ответила она, не открывая глаз, когда он коснулся губами нежных век, ресниц, ее горячих щек, кончика ее носа.
- Но я не стану смотреть, как постепенно теряю тебя, пока ты не убьешь себя или не превратишься в кого-то, кого я не узнаю.
Гидеон отодвинулся и мрачно посмотрел на нее. – По крайней мере, скажи мне одну вещь – ты меня любишь?
Ливия молчала, неуверенная, к лучшему или к худшему послужит это признание?
- Я должен знать, - сказал Гидеон, рот его скривила усмешка, когда он услышал мольбу в своем голосе. – Если я должен изменить ради тебя свою жизнь, мне нужна хоть какая-то надежда.
- Я не хочу, чтобы ты менял свою жизнь ради меня. Тебе придется принимать это решение каждый день снова и снова – оно должно быть только ради тебя самого. Иначе ты возненавидишь меня.
Она видела, как сильно ему хочется ей возразить. Но вместо этого, он устроился около нее, слегка приобняв ее рукой за талию. – Я не хочу терять тебя, - прошептал он.
Погладив его по спине, Ливия вздохнула. – Я так долго была оторвана от всех, с самой смерти Эмберли, а теперь я, наконец, готова жить дальше. Ты появился, как раз когда я нуждалась в тебе, и за это я всегда буду вспоминать тебя с симпатией и признательностью.
- Симпатией? – повторил он, лицо его исказилось. – Признательностью?
- Я не собираюсь признавать, что чувствую что-нибудь кроме этого. Это будет чем-то вроде принуждения.
Что-то проворчав, Гидеон навис над ней. – Может, мне следует убедиться в твоем решении.
- Ты можешь попытаться, - сказала Ливия, но голос ее, вместо того чтобы звучать кокетливо, был печален, и она поняла, что обнимает его руками и ногами так, будто может как-то защитить его от демонов в его душе.
Алина вздохнула, доставая еще один лист кремовой бумаги из ящика письменного стола и вытирая кончик ручки о квадратный кусок черного фетра. Почти дюжина писем, сложенных в стопку, лежала перед ней, от ее друзей и родственников, которые без сомнения обиделись на то, что она до сих пор не ответила. Однако нельзя было просто черкнуть короткий ответ. Написание писем было искусством, которое требовало тщательного внимания к деталям. Нужно было изложить последние новости с силой изображения и оригинальностью… а если у вас не хватало событий, заслуживающих внимания, нужно было писать с юмором или с философским отношением к жизни.
Алина хмуро уставилась на три уже законченных письма. Пока что она посетовала на трудности в домашнем хозяйстве, пересказала несколько отборных сплетен, и даже сообщила свое мнение о погоде на ближайшие дни. – Как умело я научилась рассказывать обо всем кроме правды, - заметила она сама себе с насмешливой улыбкой. Но она сомневалась, что настоящие новости стали бы музыкой для ушей ее родственников… недавно я завела себе любовника, и участвовала в двух бесспорно страстных рандеву, в лесу и в будуаре в своей спальне. Моя сестра Ливия жива здорова и в настоящее время гостит в Лондоне, где в данный момент, наверно, забавляется в постели с постоянно пьяным американцем…
Представив себе, как подобное послание будет встречено ее чопорной кузиной Джорджиной или бабушкой Мод, Алина подавила усмешку.
От дверей раздался голос ее брата, обещая долгожданный перерыв. – Боже правый. Тебе, должно быть, совсем нечего делать, если ты занялась письмами.