Особенно,... 
101 
Ударить.
Опрокинуть на белый снег.
И за горло схватить, сжать зубы. Твои клыки пробьют и кожу, и гортань. Хрустнет шея. И кровь польется… сладкая, вкусная.
А потом, до того, как замрет его сердце, ты вскроешь когтями грудную клетку.
И попробуешь, наконец, каково оно на вкус.
— Нет, — я стряхнула наваждение, отступая в тень елей. Груженые снегом, они клонились, цеплялись друг за друга лапами, пытаясь устоять. И босые мои ступни обожгло холодом.
Нет больше красных сапожек на серебряном каблучке.
И рубахи, расшитой солнечными узорами.
Платья… мягкой байковой шапочки…
…меня-человека?
Я опустилась на снег, кутаясь в медвежью шкуру, и заплакала. Не от жалости к себе, но от страха: сегодня я едва не нарушила условие.
Еще немного и…
…слезы застывали на щеках.
А я снова теряла способность ощущать холод. И съеденная каша комом застыла в желудке. Она не в силах была утолить того, иного голода, который вернулся ко мне.
Ночью я вновь видела сон.
Я лежала на груди Янгхаара, вслушиваясь в голос его сердца, которое не желало оставаться запертым. И я, обнимая мужа, мечтала о том, чтобы он умер.
Перед рассветом сон отступил.
А меня охватила странная тревога, словно то мое, потаенное, желание было услышано и вот-вот исполнится. Но разве возможно подобное?
Не знаю.
Рассвет был алым, словно на небо плеснули крови.
А в условленный день Янгар не вернулся.
И на следующий тоже…
…я продолжала ждать. Вот только рассветы по-прежнему были красны.
Глава 34. Подвалы
Вывернутые руки уже не ощущались, а вот спина горела. И каждый вдох давался с боем. Воздух был душным, спертым. Марево колыхалось над раскаленными углями, и пот выедал глаза.
— Жив еще? — могучая рука Ину вцепилась в волосы, дернула, выворачивая шею. И Янгхаар стиснул зубы, подавляя стон.
— Жив, змееныш… крепкий, — Ину плеснул воды в лицо. — Ну и надо было тебе со мною воевать?
В его голосе больше не было гнева, лишь мрачное удовлетворение. Тридуба поднес к губам чашку и позволил напиться.
— И гордости поубавилось…
Сам бы он отказался принять воду из рук врага.
И зря.
Главное — выжить. А там уже Янгар сочтется.
— Глазищами не сверкай, — Тридуба хлопнул по щеке, вроде бы легонько, но подзажившие губы лопнули, наполняя рот сладковатой кровью. — Сам виноват…
— Ты… — говорить было еще сложнее, чем дышать. Ребра натянули кожу, еще немного и треснут швы старых шрамов, сползет шкура, не дождавшись палача. — Ты… сжег мой дом.
— Было такое, — согласился Ерхо Ину.
— Дважды.
Воцарилось молчание.
Слышно было, как гудит пламя в камине, широком, на всю стену. И похрустывают, рассыпаясь угли. Железо поет, готовое боль причинить.
— И такое было. Признаю, — Тридуба отошел к столу, накрытому белой скатертью.
Стояли на нем чеканные кубки. И блюда с жареными куропатками, копчеными угрями, паштетом, ломтями темно-желтого сыра… возвышался в центре кувшин с высоким горлом.
— Виниться не стану, — хлопнула плеть по краю стола, и зазвенели кубки. — Но я рад, что ты не издох. Глядишь, и выйдет договориться… где Печать?
Янгхаар промолчал.
— Опять запираешься? Ну это не надолго… спрашивать-то по всякому можно. И я спрошу, не сомневайся.
Спросит.
Смерть не будет легкой, но Янгхаар не боится смерти.
Вот только маленькая его медведица зря будет ждать. Решит, верно, что Янгар вновь ее бросил…
— Ну?
Плеть Ину обожгла кожу.
— Ты… предатель… — Янгхаар заговорил не от боли, но потому, что должен был сказать, пока еще может. — Мой отец… тебе верил. Помнишь Сеппу Уто?
Помнит.
И не отворачивается, пряча тени в глазах, но прямо глядит, с улыбкой.
— Ты его убил?
— Я.
— За что? — Янгхаар смежил веки, позволяя себе глубокий выдох. Пальцы впились в скользкую веревку. Натянулись жгуты мышц, поднимая тяжелое тело. Вдох.
И медленный выдох. Ребра сжимаются, еще немного и треснут, осколками раздирая легкие.
— Змееныш, — Тридуба налил вина, но пить не стал, плеснул на огонь. И зашипели алые угли. — Ты на него не похож… глаза только, но мало ли черноглазых? А ты умер давно.
Ерхо Ину, разломив куропатку, медленно выбирал косточки, выкладывая на край чеканного блюда. Желтый жир полз по пальцам, и Тридуба пальцы облизывал, причмокивая. Черная его борода лоснилась, а щеки были красны.
101 
