А Сверр рыбин не боялся.
…рассказать о нем?
Почему бы и нет. Быть может, если Кэри поделится памятью, то ей станет легче?
— Мне было пять, когда отец забрал меня из деревни, — кажется, об этом она уже упоминала. — У нас с ним небольшая разница, два года всего, но…
…тогда Сверр казался ей недостижимо взрослым. И упоительно отважным.
В тот вечер Кэри снова пряталась.
Она сидела в кровати, под одеялом и не спускала взгляда с огромного гардеробного шкафа, дверь которого была приоткрыта. И из щели на Кэри смотрел… кто?
Она не знала.
Он жил в шкафу все время, но показывался только по ночам. Кэри рассказала о нем няньке, а та отмахнулась, велев не придумывать себе глупостей. Нянька спешила на кухню, где давно был готов ужин, а к нему старая повариха, которая сошлась с нянькой, почуяв в ней родственную душу, припасла бутыль сливовой наливки. Нянька предвкушала неспешный ужин и беседу, благо, в доме всегда хватало поводов для сплетен. А Кэри все не желала укладываться.
— Спи, а то леди Эдганг пожалуюсь, — рявкнула нянька и, задув свечу, ушла.
Тотчас с тихим скрипом приотворилась дверь шкафа, и Кэри ощутила на себе пристальный внимательный взгляд.
— Уйди, — попросила она, но тот, кто наблюдал за ней, уходить не собирался. Напротив, она вдруг услышала дыхание, близкое, частое. И словно бы тень по полу мелькнула, подбираясь к кровати.
…если закричать, то кто-нибудь услышит.
Прибежит.
Спасет Кэри.
Но как она ни пыталась, не сумела открыть рта. Сколько она просидела в темноте? Долго, как показалось ей самой. И ответом на молчаливый призыв, открылась дверь в комнату.
— Ты спишь? — спросили ее шепотом.
— Нет, — также шепотом ответила Кэри.
— А что делаешь?
— Боюсь.
Она щурилась, пытаясь разглядеть того, кто вошел в комнату, но видела лишь белое пятно ночной рубашки.
— Кого боишься? — деловито осведомился он и прикрыл за собой дверь.
— Того, кто живет в шкафу…
— Сколько тебе?
— Пять.
Сейчас он скажет, что Кэри уже взрослая и все придумала…
— В пять еще можно бояться шкафа, — он шел к ней и, добравшись до кровати, велел. — Подвинься. Когда вдвоем, оно не так страшно.
— А ты кто?
Кэри подвинулась, подумав, что нянька точно разозлится, когда обнаружит в постели этого мальчишку. Он же, забравшись в постель, нашел ее руку и сжал.
— Твой брат. Меня Сверром звать.
— Кэри, — его пальцы держали крепко, и Кэри, наконец, смогла дышать.
Кто бы ни таился в темноте, теперь он до Кэри не доберется.
— Я знаю, — ответил Сверр, сдавливая ее руку. — Ты выродок. Так мама сказала.
Он обнял ее и поправил одеяло, которое почти съехало на пол. Сверр был худым и очень горячим.
— А твоя мать была шлюхой. Мне нельзя с тобою разговаривать.
Кэри всхлипнула.
Она не поняла многих слов, но звучали те обидно.
— Ты еще боишься? — Сверр вдруг обнял ее и носом в волосы зарылся. — Не бойся. Я никому не позволю тебя обидеть. Я всегда хотел, чтобы мне сестру родили.
Он остался на ночь, и нянечка, заглянувшая в комнату Кэри утром, лишь головой покачала, пробормотав что-то неразборчивое, но наверняка неодобрительное…
— Сверр был хорошим…
Лестница для двоих. Старые ступени и козырек, защищающий от колючего снега. И где-то у подножия ступеней начинаются темные лужи и листвяные ковры, успевшие напитаться осенними дождями, подгнившие, скользкие. Они глотают манное крошево первого снега, не способные напиться.
Брокк вновь поглаживает нос, кончик которого побелел от холода.
И волосы его растрепались.
А на темной ткани пальто виднеются темные же пятна, не то еще от дождя, не то уже от снега. И Кэри осторожно касается шершавого рукава.
— Замерзла?
— Немного, — не настолько, чтобы уходить, пусть бы и дверь была совсем рядом. Темный дуб. Тяжелая бронза вычурной ручки. Патина налетом времени. И непривычное ощущение надежности, словно за этой дверью и вправду дом Кэри.
— Тогда, пожалуй, стоит завершить прогулку.
Брокк толкнул дверь, которая отворилась совершенно беззвучно.
Высокий порог и сумрак холла. В первое мгновение темнота кажется непроглядной, но она отступает, оставляя лужи теней на паркете. Холл огромен и пуст. Он играет с тишиной, то разрушая ее неосторожным звуком, то напротив, гасит их пустотой.