138 
Протяжный вздох.
— Он не особо умен на самом-то деле. Но просто сделать и отдать… это да. Ригер не стал бы терзаться угрызениями совести.
В это Брокк поверил.
И все складывалось, вот только… не оставляло мерзкое чувство, что Брокк видит лишь то, что ему хотят показать.
— Вам стоит поспать, — сказал Риг, ворочаясь. — День будет сложный, и на свежую голову думается легче, уж поверьте мне, Мастер.
В последних словах Брокку почудилась насмешка, но… действительно, почудилась.
Риг не умел шутить.
И ненавидел брата. Вот только хватило бы этой ненависти на то, чтобы воспользоваться ситуацией? А главное, Брокк не понимал, зачем кому-то понадобилось взрывать полигон.
Его карета.
Склад.
Жилой дом.
Полигон.
Чужой бессмысленный эксперимент, который вряд ли завершен. Или все-таки… сон настиг раньше, чем Брокк поймал мысль. Он зарычал от бессилия, чувствуя, как она ускользает. Но сон был мягким, лилово-белым, написанным акварелью.
Он подарил успокоение.
И надежду. У Брокка есть дом, а в нем обитает девочка с желтыми глазами. У нее скоро день рожденья и… у Брокка есть подарок.
Делался он не для Кэри, но… ей понравится.
Брокку очень хотелось думать, что ей понравится. И он позволил себе помечтать. Сны ведь для того и существуют.
Глава 25
Снег.
Белое на черном. И ледяные узоры по стеклу. Кэри смотрит сквозь них, щурится, пытаясь различить за окном хоть что-то кроме черноты.
А стрелки часов пересекли черту нового дня и спешат, отсчитывают минуты.
День рожденья.
…темнота и холод. Камин опять растопили еле-еле, и гувернантка, сменившая няньку — та, поговаривают, окончательно спилась, также безразлично уходит из комнаты. Ей откровенно скучно рядом с Кэри. Гувернантка читает любовные романы, яркие обложки которых прячет под кожаной, солидной; носит очки и втайне мечтает выйти замуж. Но ей почти тридцать, и замужество так и останется мечтой.
Возможно, она заведет себе кошку.
Или даже двух.
Когда-нибудь потом, когда, наконец, смирится с судьбой, которая видится ей несправедливой. И обиду за эту несправедливость женщина выплескивает на Кэри.
— Вы должны спать, — говорит она низким рокочущим басом.
На верхней губе ее растут усики, поэтому мисс Элшби носит в ридикюле щипчики и зеркальце. А еще пудру, румяна и вовсе неприличную для девицы ее положения помаду. Косметикой она не пользуется, хотя мечтает, что однажды…
Кэри как-то ясно видит и мечты, и разочарования, и раздражение, которое мелькает во взгляде мисс Элшби, когда тот задерживается на Кэри.
Дверь закрывается беззвучно. И Кэри лежит под одеялом тихо-тихо, прислушиваясь к шагам с той стороны. Скоро полночь, и начнется особенный день, даже если для всех остальных обитателей дома день этот ничем не будет отличаться от прочих.
Вот-вот заскрипят половицы.
И ручка шелохнется… мисс Элшби заперла дверь на ключ: Кэри не следует покидать комнату ночью. Но разве Сверра замки остановят?
И он появляется.
— Ты здесь? — спрашивает шепотом.
— Здесь, — Кэри садится в постели, и одеяло почти съезжает на пол.
— Не вставай. Замерзнешь.
Сверр стаскивает шерстяные носки и, подобрав подол длинной ночной рубашки, забирается в кровать. Он холодный, замерз, пока пробирался наверх, и Кэри спешит обнять его.
Ворчит, но не отталкивает.
И сам же сгребает ее в охапку. Руки у Сверра сильные, а от рубашки пахнет дымом.
— С днем рожденья, — шепчет он на ухо и вкладывает в руку подарок: брошь-камею с вырезанной ласточкой.
…перстень с аквамарином…
…янтарные серьги, в цвет глаз, как он сказал…
…или простую атласную ленту, которую Сверр наверняка стащил из корзинки леди Эдганг…
…его подарки просты, но и чудесны.
— Спасибо! — Кэри целует его в щеку.
И Сверр жмурится.
— Спать давай…
— Давай, — она подвигается, хотя ему все равно не хватает места. Сверр длинный и локти вечно растопыривает. Но он пришел, и Кэри счастлива.
— Она тебя не обижает?
Сверр спрашивает о гувернантке, и Кэри испытывает острое желание пожаловаться на равнодушие, на злость, и подзатыльники, которые становятся все более частыми и болезненными. Но отвечает:
138 
