О да, осталось понять, как именно этого добиться.
Впрочем, чем больше я думала, тем четче понимала — Магнус прав: это здание идеально подходит для лечебницы.
Рука у тана была теплая и крепкая, шаг — быстрый, а намерения неясные. О них Тисса старалась не думать, хотя бы потому, что мысли сворачивали к той несчастной ванной и ночному купанию. Приличной девушке следовало бы забыть обо всем, что она видела, и Тисса искренне старалась. Но, видимо, она уже не могла считаться полноценно приличной девушкой.
— А… а могу я узнать, куда мы направляемся? — Поспевать за их сиятельством было нелегко, но если они думают, что Тисса станет жаловаться, то не дождутся.
— Можешь.
— Ваше сиятельство… — Тисса будет вежлива. Очень-очень вежлива. — Не будете ли вы столь любезны сообщить мне о цели нашего… путешествия.
Он остановился. Развернулся и посмотрел так, что, не держи он за руку, Тисса сбежала бы.
С другой стороны, хотя бы остановился.
Дух перевести можно.
Если получится. Потому что дух в непосредственной близости от него отказывался переводиться. И вообще дышать оказалось сложно. А еще Тисса почувствовала, что краснеет.
Вот почему бы ему не поболеть еще немного? Такой тихий был… добрый… вежливый… или это присутствие леди Изольды сказывалось?
Ох, что она про Тиссу подумает…
— Ребенок, — их сиятельство изволили смотреть в глаза, и увернуться от взгляда было никак не возможно, — ты извини, что я над тобой смеялся. И смеюсь. И буду смеяться. Я не со зла. Привычка такая.
— Смеяться?
— Да. Предпочитаю, чтобы плакали другие.
— Те, кто вас… обидел?
— Они в первую очередь.
Вот как-то сразу и поверилось. Даже жаль стало тех людей, но потом Тисса вспомнила, как выглядел тан, и жалость сменилась злостью: сами виноваты.
— Я честно постараюсь себя сдерживать, — пообещал он.
Как-то не очень искренне. Наверное, и сам не верит, что получится обещание сдержать.
— А идем мы тебя перевоспитывать.
Определенно не получится… сдержать.
— Вы полагаете, я плохо воспитана?
— Слишком уж хорошо. — Когда их сиятельство не насмехались, то они были вполне… нет, о таком приличные девушки тоже не думают. — Меня это пугает.
И как его понимать? Тисса не встречала еще людей, которых бы пугало хорошее воспитание. Тем более сомнительным представлялось, что тан в принципе способен испытывать страх.
— Поэтому попробуем научить тебя плохому.
Что ж, с талантами их сиятельства много времени не понадобится.
— Есть тут одно интересное место…
На вершине Голубиной башни и вправду когда-то размещались голубятни, где выращивали сотни и сотни птиц самых разных пород. Были здесь и изящные агараны, и турманы, и гривуны с курчавым оперением, и крупные лагоры с мохнатыми ногами, типлеры, барабанщики, дутыши и многие другие. Их названия сохранились на фресках, еще целых, но покрытых густой сетью морщин, на старых дорожных клетках, убрать которые тан не потрудился, на деревянных подставках с чучелами чемпионов…
— Выкинуть руки не доходят, — признались их сиятельство. — Да и не особо мешают. Не боишься?
Мертвых голубей?
Приятного, конечно, мало, но и пугающего ничего нет. Это только маленькие девочки верят в страшную сказку про ожившее чучело. Тисса тоже верила. Давно. И часами просиживала под лестницей, пытаясь застать тот чудесный миг, когда линялое чучело старого медведя, добытого еще дедушкой Тиссы, пошевелится.
Глупость какая…
— Не надо выкидывать. — Тисса вдруг представила, что того медведя, с которым она почти подружилась, кто-то взял и выбросил за ненадобностью. И от этой мысли стало грустно.
От того ее дома ничего уже не осталось.
И зачем вспоминать?
— Садись.
Их сиятельство указали на кресло. И Тисса, присев, огляделась.
Места много. И много мебели, собравшейся, казалось, из разных уголков замка и совершенно не сочетающейся друг с другом. У самой двери возвышался шкаф с короной и медальонами. А чуть дальше — изящный трельяж на гнутых ножках. Имелись здесь козетки и пуфики, подушки с кисточками, брошенные на шкуры, которые заменяли ковер, и солидное, словно трон, кресло.
Круглый стол.
Ужасающего вида секретер с множеством отделений.