Особенно,... 
22 
Когда карета тронулась, Джон заговорил:
— Я надеюсь, Молли, ты будешь умной и послушной, потому что твой драгоценный Стивен для меня ничего не значит, тогда, как ты для него сделаешь всё. Мы возвращаемся в провинцию, и ты больше не вернёшься в Лондон, по крайней мере, пока я жив. Далее. У тебя не будет собственной комнаты, ты будешь жить вместе со мной, как и полагается примерной жене. В зависимости от поведения я буду разрешать тебе просто смотреть на сына из окна, или же встречаться с ним. Поиски дневника матери тоже можешь оставить. Тебе понятны мои условия?
— Да, — сквозь зубы ответила она.
— Отлично. Тогда я могу не связывать тебя на ночь, не правда ли? Ты не сбежишь, так?
Чувствуя себя на грани истерики, девушка кивнула.
— Больше ни слова, иначе я закричу, — тихо предупредила она его.
— А ты теперь не имеешь права ставить мне условия, Молли, — Джон улыбнулся и пересел к ней на сиденье. — Придётся тебе упрятать свою ирландскую гордость подальше, дорогая моя.
Стиснув кулаки так, что ногти вонзились в ладонь, Морриган заставила себя ответить на поцелуй мужа.
— Умница, быстро учишься. А вот плакать не надо, — он стёр пальцем единственную слезинку, выкатившуюся из уголка её глаза.
Леди де Сент-Эвье дала себе слово, что до тех пор, пока не закончится эта кошмарная история, она не позволит себе не только устроить истерику, но даже расплакаться.
Карета въехала во двор замка, там сразу поднялся переполох, ус-лы-шав стук захлопнувшихся ворот, Морриган невольно вздрогнула.
— Пошли, дорогая моя, я покажу твою комнату.
Она молча поднялась за братом, искоса глянув на закатное солнце — они приехали вечером. Джон распахнул перед ней дверь, пропуская вперёд.
— Прошу, Молли.
Она зашла, окинув комнату взглядом, и бросила:
— Могу я попросить приготовить мне ванну? Или это тоже непозволительная роскошь?
— Почему же, нет, — рассмеялся Джон. — Я даже помогу тебе помыться, не возражаешь?
Морриган стерпела этот ехидный укол, сняла плащ и повесила его на спинку кресла. Вскоре ванна была готова. Джон не покидал комнаты, удобно расположившись на диване, и по всей видимости, в ближайшее время не собирался никуда уходить. Девушка отвернулась, и, прикусив губу, начала расстёгивать платье.
— Тебе помочь, Молли?
— Когда я увижу сына?
— Завтра утром, дорогая моя. Давай, помогу снять платье.
Морриган поняла, что горничная ей пока тоже не положена. "Господи, дай мне силы выдержать! Ради Стивена я должна быть сильной!"
Утром она действительно увидела сына, но только из окна: молодая служанка гуляла с ним по маленькому садику. Неимоверным усилием Морриган сдержала рвущиеся наружу рыдания и отвернулась от окна.
— Мне можно выходить из этой комнаты?
— Только в моём сопровождении. Чего ты хочешь, Молли?
— Почитать.
Они вдвоём спустились в библиотеку, где Морриган читала до обеда, потом, после еды, девушка вернулась в комнату…
Для неё начался настоящий кошмар, испытание для нервов: Джон мог зайти в любой момент, хоть днём, хоть ночью, совершенно не считаясь с её желанием или настроением. Дверь комнаты всегда запиралась на ключ, выходила она редко — Джон сам приносил ей книги, которые она просила. Морриган держалась только благодаря редким и непродолжительным встречам с сыном, и этими встречами Джон её не баловал. С мальчиком вроде обращались хорошо, выглядел он здоровым, Стивен был единственной радостью в её нынешней жизни. Морриган не могла себе позволить даже сорвать нервы на ком-нибудь кроме Джона — она почти ни с кем не виделась. Постепенно девушка начинала чувствовать — ещё одна неделя, подобная двум прошедшим, и она просто взорвётся, некая струна внутри звенела, натянутая до предела, готовая лопнуть в любой момент. Морриган стала нервной, пугливой, она вздрагивала от любого шороха или скрипа, у неё появилась бессонница в те редкие ночи, когда Джон не приходил к ней. Леди де Сент-Эвье похудела, осунулась, румянец пропал с бледных щёк, появились круги под глазами, а сами глаза потеряли упрямый блеск. От диковатой, весёлой и непредсказуемой ирландки осталась одна тень, девушка увяла, как цветок вереска в тёплой комнате.
В начале третьей недели заточения Джон, уходя от Морриган, сказал:
— Дорогая моя, дела требуют моего присутствия в Лондоне, я уеду на несколько дней. За хорошее поведение оставляю тебе Стивена. Может, тебе что-нибудь привезти?
22 
