(Были и другие языки: пургатский, геенский, тартарианский, — которые ему пришлось изучить, чтобы можно было общаться с существами из демонических миров, языки, которые он был вынужден часто использовать в своей сфере деятельности. Но они напоминали ему о родном отце, и эти воспоминания были еще хуже).
Искренность и серьезность, по мнению Магнуса, чрезвычайно переоценивали, так как они вынуждали переживать неприятные воспоминания. Уж лучше он будет веселым и смешным.
— Я не говорю ни на одном из тех, что ты назвал, — сказал ему Рагнор. — Хотя, должно быть, я говорю на «болтовне дурака», раз понимаю тебя.
— Это обидно, и не так уж необходимо, — заметил Магнус. — Но, конечно же, ты можешь полностью мне доверять.
— Только не оставляй меня здесь без присмотра. Ты должен поклясться, Бейн.
Магнус приподнял брови.
— Даю тебе честное слово!
— Я найду тебя, — сказал ему Рагнор. — Я найду сундук с твоими дурацкими вещами. Приведу туда, где ты спишь, ламу и прослежу, чтобы она обоссала все твои пожитки.
— Нет необходимости быть настолько отвратительным, — сказал Магнус. — Не беспокойся. Я могу научить тебя каждому необходимому слову прямо сейчас. Одно из них — «фиеста».
Рагнор нахмурился.
— Что оно означает?
Магнус приподнял брови.
— Оно означает «вечеринка». Еще одно важное слово — «хуэрга».
— А оно что значит?
Магнус молчал.
— Магнус, — угрюмо позвал Рагнор. — Это слово тоже означает «вечеринка»?
Магнус не смог сдержать озорной ухмылки, которая расползлась по его лицу.
— Я бы принес свои извинения, — сказал он. — Не считая того, что я вообще не испытываю сожаления.
— Постарайся быть немного благоразумным, — предложил Рагнор.
— Мы же в отпуске! — сказал Магнус.
— Ты всегда в отпуске, — заметил Рагнор. — Ты пребываешь в отпуске последние тридцать лет!
Это правда. Магнус так нигде и не остановился с тех пор, как умерла его возлюбленная — не его первая любовь, а та первая, которая жила рядом с ним и умерла у него на руках. Магнус довольно часто думал о ней, поэтому любое напоминание не приносило ему боли. Ее лицо для него было как далекая знакомая красота звезд, до которой нельзя дотронуться, но по ночам она сияет у него перед глазами.
— Мне не хватает приключений, — беспечно произнес Магнус. — А им не хватает меня.
Он понятия не имел, почему Рагнор снова вздохнул.
***
Подозрительный характер Рагнора продолжал очень расстраивать Магнуса и заставлял разочаровываться в нем, как в человеке. Например, когда они пришли на озеро Яринакоча, Рагнор, прищурив глаза, требовательно спросил:
— Эти дельфины розовые?
— Когда я был здесь, они были розовыми! — возмущенно воскликнул Магнус. Он замолчал и задумался. — Я почти уверен.
Потом они прошли с берега к горам, осматривая все достопримечательности Перу. Любимым местом у Магнуса, пожалуй, был город Арекипа, кусочек луны, созданный из тесаного камня, который от прикосновения солнца ослепительно сверкал и искрился белым, как отражающийся в воде лунный свет.
Там они повстречали очень привлекательную молодую особу, но та, в конце концов, решила, что предпочитает Рагнора. Прожив долгую жизнь, Магнус мог себе позволить не участвовать в любовных треугольниках колдунов и не слышать такие любезности, как: «восхитительная саррацения в виде мужчины», — сказанные на французском языке, который Рагнор действительно понимал. Однако Рагнор, похоже, остался очень доволен и впервые, кажется, не жалел, что приехал, когда Магнус позвал его в Лиму.
В конце концов, Магнусу удалось убедить Рагнора уйти из Арекипа, но только представив его еще одной прекрасной молодой леди, Джулиане, которая знала дорогу в тропических лесах и заверила их в том, что сможет отвести их к аяхуаску, растению с поразительными магическими свойствами.
Позже Магнус пожалел, что выбрал именно ее в качестве приманки, пока пробирался сквозь зеленые пролески тропических лесов Ману. Повсюду, куда бы он ни посмотрел, было зелено, зелено, зелено. Даже, когда он глядел на своего спутника.
— Не люблю тропические леса, — грустно сказал Рагнор.
— Все потому, что ты не открыт для новых впечатлений, как я!
— Нет, это потому, что здесь влажнее, чем в подмышке у кабана, и в два раза вонючее.