Селия ответила за Жюстина:
– Я буду настаивать, чтобы Филипп приступил к работе только после полного выздоровления. – Она мило улыбнулась лейтенанту. – Вы должны меня понять: ведь я только что вновь обрела мужа… Новоорлеанскому обществу придется простить меня за то, что я хочу хотя бы ненадолго удержать его рядом с собой.
Пожелав «Филиппу» скорейшего выздоровления, Бенедикт ушел.
Жюстин вздохнул с облегчением. Макс озабоченно посмотрел на него:
– Кажется, пока все хорошо. Пойду расскажу Лизетте. Она ждет новостей.
Селия, поддерживая Жюстина, повела его вверх по лестнице.
– Ты думаешь, что лейтенант поверил? – спросила она.
– Не уверен, – ответил Жюстин, нахмурив лоб. – Но могло быть и хуже. – Он поморщился от боли и вполголоса выругался. – Все еще впереди.
– Ты был совсем не похож на себя. Такой дружелюбный и любезный…
– Как Филипп?
– Немного похож на него, – согласилась Селия. – Но Филипп был открытым и доверчивым в отличие от тебя. Он любил людей и всегда был готов им помочь. Окружающие это чувствовали… Поэтому он…
– Да, я все это знаю, – коротко сказал Жюстин.
– Почему ты так не похож на Филиппа? – не удержавшись, спросила Селия.
В ответ он лишь холодно рассмеялся.
– Этот вопрос, малышка, мне без конца задавали в течение всей моей мятежной юности. Я хотел бы быть таким, как он, я даже пытался. Но в семействе Волеран есть дурная кровь. Почти в каждом поколении появляется хотя бы одна пропащая душа. Похоже, такова и моя судьба. Пропащая душа…
Селия вздрогнула и поняла, что он это заметил.
Они добрались до его комнаты, и Жюстин со стоном облегчения опустился на кровать, обливаясь потом. Селия стянула с него сапоги, помогла высвободить руки из рукавов пиджака. Он откинулся на подушку. Она развязала его галстук, расстегнула верхние пуговицы сорочки, и в этот момент он оттолкнул ее руку.
– Не надо, – глухо сказал он, чувствуя, что, если Селия станет его раздевать, он не удержится и затащит ее в постель.
– Я только посмотрю повязку на плече…
– Не сейчас. Там все в порядке.
Селия задернула шторы на окнах, потом вернулась к кровати. Их взгляды встретились в полутьме.
– Спасибо за все, что ты сделала для меня сегодня. Я понимаю, это было непросто.
– Я сделала это ради Филиппа, – тихо сказала она, – а не для тебя. Я подумала, что Филипп захотел бы, чтобы я помогла его брату.
На его лице появилась ехидная улыбка.
– Неужели? Я в этом не уверен. Мне кажется, он не позволил бы своей жене и близко подходить ко мне. На месте Филиппа я воскрес бы из мертвых, только чтобы не позволить тебе… – Он вдруг замолчал, потом заговорил снова:
– Филипп, упокой Господь его душу, был не настолько глуп, чтобы разрешить мне находиться возле женщины, которую он любит.
– Жюстин, – тихо спросила Селия, – неужели ты не любил ни одну женщину?
Он пренебрежительно фыркнул:
– У меня было много женщин.
– Нет, я не имею в виду… – Селия смутилась и закусила губу.
– Значит, ты спрашиваешь, был ли я влюблен? – Он презрительно усмехнулся. – Почему это женщин так завораживают сердечные дела? Наверное, таким образом они…
– Надо же, как тебя это задевает! В таком случае можешь не отвечать.
– Я отвечаю «нет». Я получал от женщин удовольствие… – Он замолчал, и они оба вспомнили о ночи в домике на озере. – Некоторые мне даже нравились. Но я никого не любил. – Он зевнул и поудобнее устроился на
Кровати. – И никогда не полюблю. Любовь только мешает человеку. Слава Богу, я не подвержен этой болезни.
– Может быть, когда-нибудь…
– Никогда. Это не для меня. – Он закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
Селия, задумавшись, вышла из комнаты. Она не могла представить влюбленного Жюстина, как не могла представить женщину, в которую он мог влюбиться. В одном она была уверена: если он когда-нибудь полюбит, чувство это будет настолько сильным, что перевернет всю его жизнь.
* * *
Дом Волеранов был полон гостей. Обычно они принимали раз в неделю, и едва ли не все знатные дамы города считали своим долгом нанести визит уважаемому семейству. Но сегодня был особенный прием: казалось, к ним съехался весь Новый Орлеан. Почтенные матери семейств и совсем молоденькие девушки слетались на плантацию, как мухи на мед. Весть о возвращении Филиппа Волерана взбудоражила весь город.