Последние отзывы

  71  

Ну да, конечно, – стать его любовницей и уехать в дальние края. Он, наверное, думал, что она умрет от счастья, польстится на обещанные дома, драгоценности и наряды, словно какая-нибудь проститутка.

– Твое предложение оскорбительно.

– Оно остается в силе.

– Ты, видно, сошел с ума, если рассчитываешь, что я стану раздумывать над ним.

– Станешь, – сказал он. В его взгляде не было обычного насмешливого огонька. – Прежде чем исчезнуть навсегда, я сделаю так, что ты будешь думать обо мне.

Селия замерла.

– Нет, – прошептала она, почувствовав его руки на своей талии.

– Глупышка, ты сама знаешь: между нами есть что-то такое, о чем никто из окружающих и не догадывается. Что-то такое, чего никогда не было между тобой и Филиппом.

Она ударила его по щеке и, тяжело дыша, вырвалась из его объятий. Потрясенная собственным поступком, Селия пришла в ужас от того, что он с такой легкостью заставил ее забыться. Какое-то мгновение они с яростью смотрели в глаза друг другу, потом Жюстин окинул ее своим обычным надменным взглядом.

– Ах, какой темперамент! – тихо сказал он. – В ту ночь на озере ты чуть не сожгла меня заживо.

– После всего, что сделала для тебя, я, мне кажется, заслуживаю лучшего отношения.

Круто повернувшись, она хотела уйти, но он рассмеялся и схватил ее за руку:

– Селия, подожди…

– Оставь меня в покое!

– Ты права, ты заслуживаешь лучшего. Прости меня, – сказал он и взял ее маленькую руку в свои ладони. – Я больше не буду вспоминать о той ночи.

– Ладно. А теперь уходи и не забудь захватить с собой свое предложение.

Синие глаза были полны раскаяния.

– Я вел себя отвратительно.

– Ты всегда ведешь себя отвратительно, – заметила Селия, но перестала вырываться.

Он улыбнулся, взглянув на их сплетенные пальцы, потом серьезно попросил:

– Позволь мне проводить тебя.

– Нет, тебе нужно отдохнуть…

– Прошу тебя.

Селия была обезоружена. Руки у него такие сильные и теплые.

– Прошу тебя, – тихо повторил Жюстин, и она не устояла.

Пока они шли по саду, Жюстин старался вести себя сдержанно и был любезнее, чем когда-либо. Он забавлял ее рассказами о проделках, на которые они с Филиппом были большие мастера, смешил ее, и в конце концов Селия перестала ощущать неловкость в его присутствии. Он то и дело поглядывал на нее, и в его взгляде она читала вопрос, будто ему еще очень многое было в ней непонятно. Упоминание о ночи на озере действительно расстроило ее, однако… кроме него, никто не считал ее страстной женщиной. И Селия не могла сказать, что это было ей неприятно.

– Ты так красива, когда смеешься, – сказал Жюстин, когда они почти подошли к дому.

– Мне иногда кажется, что я не должна смеяться или радоваться чему-нибудь, пока ношу траур по Филиппу. Иногда я чувствую себя виноватой, даже если улыбаюсь, потому что его нет рядом и он не может улыбаться вместе со мной…

– Ты не права, – тихо заметил Жюстин. – Тебе еще долго жить, и нельзя, чтобы ты провела эти годы в сожалениях и печали. Филипп, я уверен, захотел бы, чтобы ты была счастлива.

Селия удивленно посмотрела на него:

– Почему ты так добр сегодня со мной?

Он взял ее лицо обеими руками.

– Я не добр. Я никогда не бываю добрым. – Жюстин взглянул ей в глаза, потом перевел взгляд на шею, где предательски бешено колотилась жилка. Селия вцепилась в его запястья.

– Успокойся, – сказал он. – Я не собираюсь целовать тебя. – Он озорно улыбнулся. – Разве только ты сама меня об этом попросишь.

Она вдруг рассмеялась и тряхнула головой.

– Отпусти-ка меня, шут гороховый.

Он фыркнул и поцеловал ее в макушку.

– Вот тебе… Похоже, я не могу перед тобой устоять.

* * *

Поздно вечером Жюстин отправился на берег ручья. С тех пор как он снова стал ходить, он наведывался туда каждый вечер, словно ждал вестей от Риска.

Было тихо, только кипарисы, увешанные гирляндами серого мха, шелестели под порывами ветра. На противоположном берегу расположились на ночлег белые цапли и дикие гуси. Погасли последние отблески заката, и водная гладь потемнела, как оникс. Пахло цветущими лимонными деревьями, вдали слышалась песня. Голос был низкий, успокаивающий. Негритянка пела креольскую колыбельную, мелодию которой он помнил с детства.

  71