Его пальцы мягко ухватили ее за подбородок, и она всхлипнула, все больше съеживаясь.
– Нет, – выдохнула она со страхом.
– Нет! – повторил он. По его голосу было понятно, как забавляет его происходящее. – Тогда зачем же вы пошли со мной?
– Я…, я подумала… – Тася старалась выровнять дыхание. – Я решила, что вы рассердились и хотите накричать на меня без свидетелей.
– И вы предпочитаете это поцелую?
– Да.
Он рассмеялся над пылкостью ее ответа, и его рука, скользнув по ее затылку, легла на судорожно сжатые мускулы шеи. Огонь его прикосновения ошеломил ее, она вздрогнула. Их обвевал прохладный ветерок, но он нисколько не остужал ни Тасю, ни Стоукхерста. Несмотря на то что зубы ее стучали от страха, Тасе безумно хотелось прижаться к нему, найти убежище в его объятиях.
– Вы меня боитесь, – пробормотал он.
Она неловко кивнула.
– Из-за этого? – Он шевельнулся, и перед ее глазами серебром блеснул стальной крючок. Странное чувство владело Тасей: все ее ощущения обострились, все стало мучительно ярким. Горячие нежные губы Люка скользнули по растрепанным прядкам на виске, и по ее телу прокатилась волна потрясения. Она сильно уперлась кулаками ему в грудь.
– А как насчет поцелуя на счастье? – предложил он. – Мне почему-то кажется, что вам понадобится удача, мисс Биллингз.
Она не смогла сдержать нервный смешок. Он вскипел, как шампанское в бокале.
– Я не верю в удачу. Верю лишь в молитву.
– А почему не в то и другое? Нет-нет, не костенейте так.
Я не собираюсь причинить вам вред.
Она только пискнула от удивления, когда он резко наклонился к ней.
– Мне надо идти, – отчаянно проговорила она и допустила ошибку, попытавшись протиснуться мимо него. Стоукхерст быстрым движением поймал ее и прижал к своему сильному мускулистому телу. Он обернул вокруг своего запястья ее косу один раз…, потом еще один и отвел назад ее голову. Его темное лицо нависло над ней, пальцы впились в затылок. Тася закрыла глаза. Она почувствовала легчайший поцелуй в уголок рта и задохнулась, откликаясь на этот зов.
Его хватка стала сильнее. Он снова провел ртом по ее сомкнутым губам в поцелуе, потом еще раз. Почему-то она ожидала от него ярости, нетерпения…, чего угодно, только не этого нежного, но жгучего прикосновения его рта. Его губы скользнули по ее щеке к уху, потом по шее. Кончиком языка он дотронулся до бешено трепещущей жилки в ямочке у горла. Тасе вдруг захотелось прильнуть к нему, раствориться в темной стремнине возбуждения. Но никогда никто не имел власти над ней. Этой мысли было достаточно, чтобы опять рассуждать здраво.
– Не надо, – приглушенно проговорила она. – Пожалуйста, не надо!
Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Какая вы сладкая и милая! – прошептал он. Он убрал руку с ее волос, вынув при этом из них одну цветочную веточку, вплетенную в косу. Тыльной стороной ладони он проведало ее щеке, обводя нежный овал.
– Милорд… – неуверенно выговорила она и набрала в грудь побольше воздуха. – Сэр, я надеюсь…, это возможно, чтобы мы притворились…, будто всего этого не произошло?
– Если вы этого хотите. – Его большой палец гладил ее подбородок. Цветы, которые он продолжал держать в руке, испускали дурманящий аромат.
Она неловко кивнула и сильно прикусила дрожащую губу.
– Это все вино. И танцы. Полагаю, л-любой мог потерять голову.
– Разумеется. Народные танцы – дело головокружительное.
Тася вспыхнула, понимая, что он насмехается над ней.
Но это не имело значения. Объяснение было найдено.
– Доброй ночи. – С этими словами она оттолкнулась от дерева. Руки, ноги, все тело были как ватные. – Я должна вернуться домой.
– Только не одна.
– Я хочу пойти одна, – заупрямилась она.
После непродолжительного молчания он рассмеялся:
– Хорошо, но не вините меня, если к вам кто-нибудь пристанет. Хотя, полагаю, вряд ли это случится второй раз за ночь.
Ее шаги были легкими и быстрыми, тоненькая фигурка словно растаяла в темноте.
Люк шагнул на то место у дерева, где она стояла, и, упершись плечом в мощный ствол, стал беспокойно ковырять каблуком утоптанную землю. Он был с ней ласков, а хотел быть жесток, хотел, чтобы его губы оставили следы на ее губах, на ее нежной коже… Все его желания, которые он считал умершими давным-давно, возродились с неистовой силой. Ему хотелось уложить ее в свою постель и держать там неделю, месяц. Всегда. Чувство вины снова согнуло его. Он винил ее в том, что жизнь его пошла наперекосяк, в том, что из-за нее воспоминания о Мэри отдалялись все больше и больше.