76 
– Не отдам!
– Ты его погубишь, дура…
– Уходи! Отдай ему то, что просит, и уходи!
– Не поможет.
– Убирайся! – Ее голос срывается на визг. И Янгару страшно. – Они за тобой придут. За тобой…
И дядя уходит.
А потом возвращается, как отец, на повозке и под белым полотном.
Снова похороны.
И мама дрожащими руками вытирает слезы.
– Вспомни, Янгири, ты видел такую штучку у папы…
Не видел.
Не знает, где она.
Ему жаль огорчать маму, но он поклялся дяде, что никому не расскажет про тайник. И мама ведь из другого рода, в ней нет крови Полоза, и, значит, она все равно тайник не откроет.
Она уговаривает долго, много плачет, и человек, стоящий в дверях, морщится от слез. Этот человек после бродит по дому, а за ним идет, ковыляя, старичок с длинной палкой. Палка стучит по камням, по стенам, но ничего не находит.
И огромный человек злится. Он смотрит на Янгара синими глазами, и взгляд его тяжел.
Ночь.
Лошади. Собаки. Люди.
Лязг оружия. И крики. Страшно выходить из комнаты, которую охраняет Великий Полоз, но Янгар выходит. На нем лишь длинная ночная рубаха, а из оружия – дядин кинжал.
Нельзя верить кёнигу.
И мама вбегает в башню, хватает за руку.
– Прячься! – Она тащит Янгара наверх, не понимая, что башня – ловушка. Простоит она, быть может, до скончания мира, но и только.
– Надо уходить! – Он пытается рассказать, но мама не слушает.
– Прячься, прячься, – повторяет она. И заталкивает Янгара под кровать. – Тихо сиди. Не найдут… тихо…
Он замирает, не решаясь ей перечить. Янгар любит маму и хочет ее спасти. Почему она не слушает?
А потом в башне появляются чужаки. И мама кричит, падает… Ее лицо – белое пятно в темноте. Кровь расползается, пахнет плохо. Страх впивается в горло Янгара.
– Вот и мальчишка. – Его находят быстро и вытаскивают из-под кровати. Держат за горло, но Янгар, очнувшись от страха, пытается ударить чужака кинжалом. И клинок оставляет длинную царапину на руке того самого огромного синеглазого гостя. Его лицо красно, словно из камня вырезано.
– Вот змееныш!
Его бросают. И, ударившись о стену, Янгар замирает. В голове гудит.
А потом? Что было потом?
Залитый светом зал и золотая гора трона.
Вот почему тогда, по возвращении, он принял Вилхо за великана.
Много лет назад кёниг и вправду был огромен для мальчишки, который едва ли был старше шести. И голос кёнига звучал грозно.
От него дрожали колени, а ладони становились мокрыми. Голос этот шел отовсюду, а стоять приходилось, запрокинув голову.
Где Печать?
Янгар молчит. Ему кажется, что стоит открыть рот, и правда выскользнет. Молчать надо. И лучше вовсе забыть о Печати, Полозе и старой башне. Обо всем, что было с ним.
– Он в своем уме? – спрашивает у кого-то кёниг.
И свистит плеть. Боль такая, что Янгар прикусывает язык. Прежде его никогда не били.
Все длится долго. Вопрос и удар. Удар и вопрос. Молчание. Пальцы, впившиеся в ладонь. Кровь, наполнившая рот. Янгар часто сглатывает, но кровь все равно выползает из сжатых губ.
– Хватит, – этот голос раздается сквозь алую пелену. – Ясно же, что он умом подвинулся.
– И что с ним делать?
Ему не позволяют упасть, держат за волосы.
– Боги не простят этой смерти. – Кёниг задумался. – Продай. Пусть увезут подальше.
Продай.
Пусть увезут подальше…
Слова звучали в голове. И Янгхаар, взвыв, дернул себя за волосы. Но боль, причиненная себе, была ничтожна по сравнению с той, которую причиняла память.
Его дом.
Его род.
Его месть.
И вкус крови во рту помог прийти в себя. Мазнув ладонью по подбородку, Янгар поднялся. Он возвращался в башню, он вновь видел ее прежней. И призраки родных людей кланялись, приветствуя не Янгхаара Каапо, но Янгири Уто.
В его старой комнате и табурет сохранился, он затрещал, но не развалился под весом хозяина. А Янгар, дотянувшись до рисованной змеи, отсчитал дюжину черных чешуй от глаза. И к тринадцатой прижал ладонь. Показалось, не к холодному камню – к телу змеиному, живому, которое вздрогнуло от прикосновения.
– Я вернулся, – сказал Янгар, и Полоз прикрыл глаза.
Род его по-прежнему был жив. И в руку упала чешуйка. Темная. Четырехугольная, с обломанным краем и выгравированной змеей. Тяжелая и гладкая, словно в шелк обернутая, она была тепла.
76 
