— Это для Оккама, — сказал он, словно оправдываясь.
— В ту ночь, когда я ездила на бал к Гланнизам, возле Эдинбурга, — продолжила Джиллиан беседу с того места, где та закончилась в ее уме, — это ты стоял в тени, да? В ту осень, когда мне исполнилось восемнадцать.
Гримм тяжело вздохнул. Снова она его нашла. У девчонки, похоже, какое-то чутье на него, она всегда знает, где он, и один ли он. Смирившись, он обернулся к ней.
— Да, — ровно ответил он. «Той осенью ты стала совершеннолетней, Джиллиан. В рубиновом бархате, с локонами, ниспадавшими на плечи. Твои братья так гордились тобой! Я был ошеломлен», — мысленно добавил он.
— Когда этот плут Аластер — знаешь, я потом узнала, что он был женат, — вывел меня во двор и поцеловал, я услышала страшный шум. Он сказал, что это, вероятно, шумит какой-то свирепый зверь.
— И затем сказал, как ты должна быть благодарна судьбе за то, что он рядом и может защитить тебя, верно? — насмешливо подхватил Гримм. «Я чуть не убил ублюдка за то, что он к тебе прикоснулся».
— Не смешно. Я действительно испугалась.
— Неужели, Джиллиан?
И Гримм взглянул на нее в упор.
— Кого? Того, кто тебя обнимал, или зверя в кустах?
Их взгляды встретились, и Джиллиан облизнула внезапно пересохшие губы.
— Не зверя. Аластер был мерзавцем, и его не смутил этот шум. И одному Богу известно, что он мог сделать со мной. Я была молода и, Господи, так невинна.
— Да.
— Куин сегодня сделал мне предложение, — объявила она, внимательно наблюдая за своим собеседником.
Гримм молчал.
— Я еще не целовалась с ним, так что не знаю, может, он целуется еще лучше. Как ты думаешь, у него это получится лучше? Я имею в виду, лучше, чем у тебя?
Гримм ничего не ответил.
— Гримм? Будет ли он целоваться лучше, чем ты?
Тихий рокот наполнил воздух.
— Да, Джиллиан, — вздохнул Гримм и пошел искать своего коня.
Гримму удавалось избегать ее почти целый день. И только поздно ночью Джиллиан наконец смогла перехватить Гримма, когда он выходил из комнаты больных.
— Знаешь, даже когда я не была уверена в твоем присутствии рядом, я все равно чувствовала себя… в безопасности. Потому что ты мог быть рядом.
Его губы сложились в некое подобие одобряющей улыбки.
— Да, Джиллиан.
Джиллиан отвернулась.
— Джиллиан?
Она застыла на месте.
— Ты уже целовалась с Куином?
— Нет, Гримм.
— О! Пора бы уже, девочка.
Джиллиан нахмурилась.
— Я видела тебя на Королевском базаре.
Наконец-то Джиллиан удалось заполучить его в свое распоряжение более чем на несколько напряженных минут. Поскольку Куин и Рэмси были прикованы к постелям, она попросила Гримма пообедать с ней в Главном зале, и удивилась, когда тот охотно согласился. Она сидела в конце длинного стола, глядя сквозь ветвистый канделябр с несколькими дюжинами дрожащих язычков пламени на его красивое смуглое лицо. Они обедали в тишине, нарушаемой лишь звоном блюд и кубков. Служанки удалились, чтобы отнести бульон мужчинам наверху. После их возвращения прошло уже три дня, в течение которых она отчаянно пыталась снова уловить в нем нежность, замеченную в Дурркеше, но тщетно. Невозможно было даже заставить его постоять спокойно в течение времени, достаточного для еще одного поцелуя.
Ни один мускул на его лице не дрогнул. Даже ресницы не дернулись!
— Да.
Если он ответит еще одним раздражительно-уклончивым «да», она разъярится. Ей нужны были ответы, ей хотелось знать, что на самом деле происходит в голове Гримма, в его сердце. Знать, опрокинул ли тот единственный поцелуй его мир с такой же катастрофической силой, с какой поставил на место ее собственный.
— Ты шпионил за мной, — бросила Джиллиан обвинение, сердито глядя на него из-за свечей. — Я сказала неправду, когда сообщила тебе, что от этого чувствовала себя в безопасности. Это меня только злило, — солгала она.
Гримм взял оловянный кубок с вином, осушил его и стал осторожно вращать кубок в ладонях. Джиллиан наблюдала за этими точными, размеренными движениями, и ее переполняла ненависть ко всем взвешенным действиям. Так же взвешенно протекала вся ее жизнь: один осторожный, точный выбор за другим, и исключения случались лишь рядом с Гриммом. Ей хотелось увидеть, что он поведет себя так, как ей хотелось повести себя сейчас: не разумно, а эмоционально. Пусть у него случится вспышка, или даже две! Ей не хотелось, чтобы поцелуи предлагались ей под неубедительным предлогом спасения от плохого выбора. Ей надо было знать, что она может задеть его за живое точно так же, как он ее. Ее ладони сжались на коленях в кулаки, сминая ткань платья.