Мужчина шёл, не разбирая дороги, направляясь прямо к ней. Ликан сделал её объектом своего интереса. Не самое лучшее решение.
— Как я мог не последовать за такой красивой девушкой, как ты? — ответил он с резким акцентом. Грязь начисто отмылась, открывая совершенство его всё еще обнаженной груди, тела и строгие черты лица. Упрямый подбородок с намеком на ямочку, загорелую кожу, с теми легкими морщинками вокруг золотых глаз, что бывают от смеха. Капли дождя срывались с кончиков ресниц. Густые волосы, мокрые и темные, разметались по впалым щекам. Она могла ручаться, что они будут богатого каштанового цвета, когда высохнут.
Его пристальный взгляд долго не отрывался от её глаз, прежде чем неторопливо оглядеть каждую черточку её лица. Мужчина смотрел всепоглощающе, наслаждаясь, как будто она была одним из самых прекрасных созданий на земле, а он изголодался, не видя её.
Люсия нахмурилась, поскольку ощущение понимания, казалось, пронзило каждый её нерв.
Когда его внимательный взгляд опустился к её телу, он поднял дрожащую руку к приоткрывшимся губам, очевидно, в восторге от того, что увидел.
Такое невозможно — нет! Кодекс справедлив и серьезен. Благоразумие, прежде всего. — Кто ты?
— Я Гаррет МакРив из клана ликанов. — Он подошел ближе, а она украдкой отступила назад. Они начали огибать друг друга. — Никогда не видел никого, стреляющего так, как ты.
Это действительно никогда не устаревало.
— Потому что никто не может, — сухо отрезала она.
Уголок его губ слегка презрительно скривился.
— С каким дьяволом ты заключила договор, чтобы так стрелять?
Она незаметно вздохнула. Дьявол? Я делала с ним нечто совершенно другое. Она подавила воспоминания, всплывающие все чаще и чаще.
— Может быть, твой лук заколдован?
— Мой лук не заколдован, просто ему нет равных.
Более тысячи лет он быстр, и также идеально точен сегодня, как это было в ночь преобразования Люсии. Отполированная до блеска древесина черного ясеня была инкрустирована аккуратной надписью. На языке древних там было написано, что Люсия является слугой богини Скади. Навечно.
— Ты не думаешь, что это может быть мой прирожденный — данный богиней — талант?
— Да. Но иметь такой талант и такую красоту как у тебя разве справедливо, а? Едва ли это радует других девушек.
Она часто думала об этом. К счастью для них, у нее не было интереса в коллекционировании мужского внимания.
— Ты могла бы быть не столь красивой.
На самом деле могла. С промокшими насквозь волосами. В скучной одежде — пара прочных шорт и футболка. Без макияжа и украшений, и потом: она никогда этим не пользовалась. С тех пор, как начала носить лук.
— Ты фея или валькирия?
Я Охотница. Одиночка в простой одежде. Тень на заднем плане.
— Отгадай.
По крайней мере, он ошибочно не принял её за нимфу. К несчастью, два вида походили друг на друга эльфийскими чертами. На этом все сходство заканчивалось.
— С луком и заостренными ушами я представляю обычно фею. Но у тебя крошечные клыки и когти, так что, боюсь, все будет не так легко, как мне бы хотелось.
— Легко? О чем ты говоришь?
Он открыл рот, потом закрыл, оценивающе наклонив голову. Она догадалась, что он решил не говорить то, что собирался, и вместо этого произнес: — Обольщение. Всем известно, что валькирию очень трудно соблазнить.
Он собрается её соблазнить? Никакого разговора о свидании, ухаживании, только секс. Мужчины!
— Трудно, говоришь? Если ты и вознамерился получить одну из нас в своем нынешнем состоянии — небритый, окровавленный, полуодетый и покрытый грязью, — я даже не могу вообразить, как. Не упоминая о том, что от тебя несёт пойлом из отрубей, как от винокуренного завода. Успокойся, сердце мое.
Он потер ладонью лицо и, видимо, удивился, найдя там щетину. — Сегодня у меня плохой день.
— Тогда вернись обратно и насладись своими поклонницами. Я часто слышала, что ничто так не радует, как перспектива оргии с нимфами.
Почему такой резкий тон? Как будто бы она ревновала. В ней возникла искра беспокойства.
— Никогда не хотел их. — Он приблизился. — Ещё до того, как увидел тебя.
Он пристально вглядывался в её глаза, как будто бы мог видеть сквозь её непорочность и воздержание и осознать, сколь необузданна она в действительности. Как будто знал, что её внешняя неприступность лишь шаткий карточный домик, который может рухнуть от единственного прикосновения.