Обернулись даже Сириус с Нарциссой. Джинни слышала шепотки, чувствовала устремлённый на неё цинично-прищуренный взгляд Драко. Она начала пробираться следом, когда кто-то схватил её за запястье.
Гермиона.
— Даже не вздумай, — прошептала гриффиндорская староста.
Гарри рядом с ней оторопел:
— Но, Гермиона…
— Кто-то же должен, — шепнула в ответ Джинни, чувствуя буравящие её взгляды окружающих. — А не то покалечится или ещё что…
Гермиона встала:
— Я пойду.
Даже раздражённые протесты Гарри не произвели на неё впечатления: она покинула церемонию и бегом бросилась к Имению.
Щёки горели, будто ошпаренные. Джинни вернулась на своё место подле матери, мечтая превратиться во что-нибудь маленькое-премаленькое, чтобы исчезнуть с глаз долой. Волшебник, похожий на Аберфорса, но не Аберфорс, прокашлялся и продолжил речь.
— Не волнуйся, детка, — утешающе похлопала её по руке миссис Уизли. — Это же свадьба. На свадьбах мужчины вечно сами не свои.
Джордж за их спинами громко фыркнул. Они с Фредом портключнулись за пару секунд перед началом бракосочетания — усыпанные новообретёнными под белизским солнцем веснушками, распространяющие вокруг запах кокосового рома.
— Да уж, Финниган — это что-то. Я бы даже сказал — нечто, — не внемля суровому взгляду матери, продолжил Джордж.
— Раньше, вроде, за ним такого не водилось, — заметил Фред. — Впечатлительный он какой-то стал.
— Знаешь, Малфой в качестве её кавалера нравился мне больше, — сообщил Джордж.
Миссис Уизли замотала головой так, что цветы на шляпе поникли, как под порывом ветра:
— Пресвятой Мерлин, — простонала она, — типун тебе на язык!..
* * *
Джинни сидела на подоконнике в холле на втором этаже — в руке перо, на коленях — чистая тетрадь. В окно было видно, как внизу, в саду, хлопотали домашние эльфы: собирали стулья, уносили цветочные гирлянды — прибирались после бракосочетания.
За дальние деревья закатывалось в багряный пожар солнце.
Джинни вернулась к раскрытой на коленях тетради. Когда исчез Том — исчез окончательно и бесповоротно — она подумала, а не начать ли новый дневник. После того, чем дело закончилось в прошлый раз, на первом курсе, она до ужаса этого боялась. Однако, в принципе, в дневниках нет ничего дурного — тем паче, в дневнике, приобретённом в тихом-мирном маггловском магазинчике. Раз не с кем поделиться своими мыслями, то уж самой-то себе можно довериться.
Правда, всё, что Джинни пока написала, было слово «сегодня».
Она почесала пером лоб, как если б после этого её должно было немедленно осенить, но мозги жужжали и думать отказывались. После церемонии она отправилась в комнату к Симусу, постучала, но ответом стала тишина. Часть её понадеялась, что всё в порядке. Другая часть — поменьше, красная от стыда, — понадеялась, что нет.
— Холст, масло, — удивлённо-насмешливо прозвучало рядом. — «Гений творящий». Что творим?
Драко. Чёрно-белый, как портреты Бердслея, он стоял рядом в парадной мантии и смотрел на Джинни с напускной беспечностью.
— Ничего, — она захлопнула тетрадь.
— Боже. Делала мои наброски в непристойном виде и позах, угадал? Не могу тебя в том винить.
— Ты тут вообще ни при чём, Драко.
— Свежо предание, а верится с трудом, — молниеносное движение руки, и дневник вылетел из пальцев Джинни раньше, чем она успела дёрнуться. Драко мельком глянул на страницу и снова на неё:
— «Сегодня»? Весьма лаконично. Это дневник или симфоническая поэма?
— Придурок, — Джинни потянулась, чтобы отобрать тетрадь. Последовало краткое перетягивание каната, в итоге Драко отпустил её именно тогда, когда Джинни дёрнула: тетрадь выпорхнула в окно, после чего снаружи донёсся звон бьющегося стекла и вскрик.
Драко перегнулся через подоконник:
— Ну и ну. Ты грохнула одну из хрустальных ваз… Ложись!
Он пригнулся и замер под подоконником, дёрнув Джинни к себе.
— Боже… — она задохнулась виной. — А твоя мать не расстроится? Надеюсь, я не сорвала приём?..
— Да не бойся, у нас их дюжины, матери уж точно до этого дела нет: если кто и должен расстраиваться, так это домашние эльфы — вот уж вечно всё в свой адрес принимают… Не поверишь — уже скучаю по дням, когда они, трепеща перед моим отцом, по струнке ходили. А мать начала и оплачивать всякие прожиточные минимумы, и права в придачу дала… И что ты думаешь — тут же от рук отбились: нынче утром один отказался отполировать языком мои ботинки — прикинь?