Последние отзывы

  700  

Ведь нельзя сказать, чтобы все эти годы он лелеял свою тайную страсть к ней — она была совершенно в этом уверена. О, да, там что-то было, что всегда бывает между двумя близкими людьми, у которых однажды случился скоротечный роман… В таких случаях всегда остается медленно угасающее чувство собственности, которое в случае Рона несомненно усугублялось его сложной и периодически вспыхивающей ревностью к Гарри — это несомненно. Значит, Пенси уловила, поймала что-то, — взгляд, фразу, жест — что-то у Рона…

Что-то у Рона.

Гермиона поставила стакан обратно на раковину — медленно и аккуратно. Беглый осмотр комнаты Рона успеха не принес, ей было ужасно стыдно обыскивать её, особенно с учетом того, что она сама не знала, что именно нужно искать. Однако сейчас словно что-то затрепыхалось у неё в голове — она не могла ни отмахнуться от этого, ни перестать об этом думать…

Погасив свет, она как можно тише выскользнула из ванной, прокралась на цыпочках мимо комнаты Чарли, добралась до лестницы — быстрое противоскрипучее заклинание — и она бесшумно поднялась и шмыгнула в комнату Рона.

Засветив лампу, она огляделась. Все было так же, как и днем. Чисто, аккуратно, постеры по стенам и оранжевое покрывало на кровати. Та же куча фотографий на столе — Рон снял их со стен — и стопка комиксов на кровати. Она пошарила в ящиках стола, но, собственно, как и предполагала, не нашла там ничего интересного. Присев на корточки, она выдвинула самый большой ящик — у пола.

Там была коробка, обычная деревянная синяя коробка — она уже видела ее. Золотая печать на крышке гласила: Гадательные Поставки Махони, Диагон аллея, 14.

Она прекрасно знала эту коробку — сама дала её Рону в конце лета.

Что он ей сказал — или почти сказал — когда они были заключены в тюрьму Слизеринского замка — это навсегда осталось в нём, хотя он больше к этому не возвращался. Она всегда спрашивала себя, не имело ли это отношения к его никогда не использовавшемуся таланту Прорицателя? И этот ящик стал результатом всех её размышлений.

Она откинула крышку и внимательно изучила содержимое ящика. Небольшая медная гадательная чашка, упаковка чайных листьев с инструкцией по использованию, темная прозрачная сфера на бронзовой подставке с выгравированными словами: «Я храню тайны».

Гермона задумчиво приподняла сферу в руке, а потом с силой швырнула ее на металлический угол прикроватной тумбочки Рона, приготовясь к страшному шуму — однако, к ее удивлению, та тихо и аккуратно раскололась на две половинки.

Оттуда выпала тщательно связанная пачечка исписанных пергаментов, многократно сложенных и стянутых серебряной цепочкой. Невыразимая печаль охватила Гермиону, когда она подняла их, — она поняла, что это. Даже узнав правду, даже после того, как всё выяснилось, у Рона не поднялась рука выкинуть их.

Ей иногда казалось, что он был самым сентиментальным из них, — самым весёлым и самым ранимым.

Со вздохом она сунула связку любовных писем в карман — прямо к сердцу.

* * *

— Сделка, — сказал Гарри. Он шагал туда-сюда по вершине башни с тех пор, как стража вернула его обратно, теперь же он остановился и, заложив руки за спину, взглянул на Драко. Поднявшийся ветер кинул тому в лицо светлые волосы; юноша поднял руку, чтобы убрать их, и холодная манжета коснулась его кожи. — Чаша в обмен на противоядие. Вернее, даже не чаша — письмо Гермионе, чтобы она отправила её в Имение. Она так и поступит, когда поймет, что стоит на кону. Это и в самом деле просто.

— Удивительно просто, — согласился Драко, чувствуя какое-то отрешённое спокойствие. — Словно он планировал это очень долгое время.

— Я так не думаю, — возразил Гарри. Волосы облепили ему лицо. — Мне не кажется, что это специально. В этом нет смысла.

— Ну, нам надо все обдумать. Что же нам теперь делать?

— Что ты имеешь в виду, говоря «что же нам теперь делать»? — после короткой тишины осторожно поинтересовался Гарри.

Драко засомневался и посмотрел на Гарри — но у того было решительное и непроницаемое лицо, зеленые глаза были темны и серьёзны.

— Я про моего отца. Что же нам теперь делать?

Гарри покачал головой — не в смысле отрицания чего-то, а словно бы он только что вынырнул и не был уверен, что слышит все верно.

— Мы дадим ему то, что он хочет, — произнес он. — У нас ведь нет выбора, верно? А он даст тебе противоядие.

  700