Существовала еще одна вещь, которую она могла проделать, однако она боялась того, что может узнать. На уроках Защиты они узнали, что существует некая разновидность Заклятья Confundus, которое может быть вплетено в слова письма, — знаменитая «книга, которую невозможно было прекратить читать», по словам Люпина, содержала в себе одно из сильнейших заклинаний повиновения — Obedience, вставленное в текст.
— Revelatus confundus, — пробормоталаона.
Пергамент снова затрепетал. В этот раз слова не таяли, но некоторые из них потемнели и выделились.
Мой милый, я так скучала по тебе сегодня. Я столько думала о тебе на Зельях, что забыла писать лекцию, — как бы ты сказал, столкнулась с самым большим ужасом в моей жизни. Домашнее задание — только десять баллов из десяти. Не могу дождаться момента, когда вечером увижу тебя. Как бы я хотела, чтоб у меня было меньше возни с моим курсовым проектом. Я знаю, все потому, что я провожу столько времени с тобой. Мы могли бы позаниматься вместе, если ты не возражаешь. Я бы захватила домашнее задание с собой. Представь меня, крадущейся по коридору с карманами, набитыми лопухом, полынью и рутой… если бы ты захватил корень тысячелистника, это было бы здорово — так что не забудь!
Все, что я хочу — это побыть с тобой… конечно, за исключением того, что нам нужно подождать до Нового года. Дорогой, спасибо тебе за твое понимание и терпение — я понимаю, как трудно держать в себе такую тайну. Какое же это будет облегчение, когда мы сможем наконец-то быть вместе, не скрываясь ни от кого.
Боже, кто-то идет. Убегаю. Люблю тебя. Надеюсь, что ты всегда будешь любить меня.
Гермиона.
Гермиона в смятении прочитала вслух выделенные слова: «Курсовой проект готов. Принеси лопух, полынь, руту и корень тысячелистника. Забудь обо всем, кроме покорности Тёмному Лорду и любви ко мне».
Она откинулась на пятки и покачала головой, не в силах справиться с обуявшим её дурным предчувствием.
— Рон, во что ты ввязался?
* * *
Гарри потянул Люциусу руку:
— Дайте мне перо.
— Нет, — отрезал Драко, шагая вперед, но Люциус встал между юношами и удержал сына.
— Гарри…
Гарри прикусил губу и отвел глаза от Драко:
— Дайте мне перо, — быстро повторил он. — И пергамент.
— Очень мудрое решение, — заметил Люциус, улыбкой которого можно было поцарапать стекло, настолько она была острой. — Рад, что хотя бы один из вас способен что-то чувствовать. — Он продолжал одной рукой удерживать Драко, другой он протянул Гарри пергамент. — Пиши.
Гарри взял его и сделал шаг назад. Драко немедленно узнал это перо — любимое перо Люциуса: позолоченное самопишущее перо ворона.
…Гарри, — разъяренно подумал Драко, — не будь дураком, послушай меня! Порви пергамент.
Но Гарри отгородился от него, слова отскакивали, как мыльные пузыри от скалы. Драко хотел рвануться вперед и оттолкнуть Люциуса с дороги — но это было бессмысленно: в своем теперешнем состоянии он вряд ли справился бы и с корнуэльским пикси, а отец всегда был очень силён.
Словно прочитав мысли сына, тот повернулся к нему со своей острой, ослепительной улыбкой. Драко чувствовал наслаждение отца: да, ему всегда нравились такие вещи. Победа, главенство, контроль над происходящим. Управление другими людьми.
Улыбка Люциуса стала шире, он потянулся к карману и достал оттуда фиал, который Драко немедленно узнал по описанию Гарри. Бледно-зелёное противоядие внутри.
Поставив фиал на каменный пол и, придерживая его ботинком, он взглянул на Гарри — по его виду было совершенно ясно, что сделай Гарри какое-нибудь необдуманное движение, он немедленно раздавит хрупкое стекло.
— Как там говорил мой старый профессор Зелий? — вслух размышлял Люциус, задумчиво склонив голову. — «Почему не слышу скрипа перьев по пергаменту?» Хотя, в данном случае, речь идет только об одном пере.
Гарри промолчал, стиснув перо так, что пальцы побелели, и этот миг Драко непроизвольно вспомнил слова Гермионы, прозвучавшие на платформе в Хогсмиде: «Они использовали меня, чтобы ударить в него, Драко. Использовали меня — они знали, как причинить ему самую сильную боль, и я не хочу быть частью этого. Не могу и не буду».
Внезапно рука Гарри ослабла, и он начал писать, неловко пристроив на предплечье пергамент, скрип пера нарушил тишину ночи. Люциус взглянул на противоядие у себя под ногами, потом на Драко.