780 
Он с любопытством оглядел комнату. Дневник был уничтожен, но теперь это его не волновало: он шагнул со страниц, вызванный в мир кровью и слёзами. Кровь и слёзы. И что-то еще: он помнил слабый шепот, твердящий «ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, Том».
Он ничего не имел против. Ненависть — полезное чувство, где-то сродни любви: такая же сильная и мощная.
Том подошел к зеркалу и начал изучать свое отражение. Сильное, изящное тело — почти такое же, какое было у него самого в семнадцать лет. Руки, покрытые тоненькими золотистыми волосками, пшеничная шевелюра, лицо мальчика из церковного хора, синие глаза — словно частички июльского неба. Что-то блеснуло вокруг его шеи: кожа Симуса была по-зимнему бледной, но летом должна была откликаться на солнце золотистым загаром… Хотя, наверное, могла и обгореть.
Том знал это, сам не понимая, откуда. Его губы дрогнули в улыбке. Это не было его собственными воспоминаниями, его собственной памятью — это была память Симуса, гриффиндорского семикурсника, семнадцатилетнего паренька из небольшого ирландского города Глин Кэрин, который любил своих родителей, был мил и недалек. Том немедленно его возненавидел. Пробираться сквозь его мысли было так же сложно, как брести сквозь патоку. Ужасно занудную патоку. Симус обожал квиддич. Ему нравились уроки Гербологии. на столике рядом с кроватью лежала куча комиксов, которые он не любил давать никому, — за исключением, разве что, Гарри, который всегда аккуратно обращался с вещами.
Том увидел, как блеснули глаза у его отражения в зеркале. Так, это уже что-то интересное… Он еще сильнеё углубился в мысли Симуса, пытаясь вытянуть из него как можно больше сведений о Гарри Поттере — собственные воспоминания Тома были какими-то рваными и путаными. Невысокий мальчик с лохматыми чёрными волосами, с кем лицом к лицу они встретились над скорченным телом Джинни Уизли. Потом он помнил, как зашипел, призывая василиска, и, — следующеё воспоминание — тот же самый мальчик, истекающий кровью и умирающий у стены Тайной Комнаты. И ещё — Том совершенно определенно знал, что мальчик, всё же не умер. И ненавидел его — но не знал точно, за что.
Том отвернулся от зеркала, всё ещё сосредоточившись на мыслях и ощущениях, — мысли Симуса были похожи на альбом с произвольно рассованными в нём фотографиями. Страницы быстро листались одна за другой, и картинки появлялись и исчезали — без всякого намека на разумность и последовательность.
Выйдя из комнаты, Том замер в холле, глядя по сторонам. Всё было знакомым, казалось, он прекрасно знал Гриффиндорскую башню. Одна из висящих на стене картинпризывно свистнула ему. не обращая внимания, он двинулся по коридору, минуя двери, ведущие в спальни. на каждой были латунные цифры, однако, даже без этого он прекрасно знал, какая из этих комнат — Симуса. Толкнув дверь, он вошёл.
Внутри все было красным. Том замер, захлопав глазами от этой лавины красного цвета, враз обрушившейся на него: ярко-красные ковры на полу, балдахины над кроватями, что были подобны раздувшимся цветам. Огонь и кровь — типично по-гриффиндорски.
Как же Том ненавидел красный цвет…
Память Симуса указала ему его кровать и сундук в её изножии.
Он поворошил его вещи — ничего любопытного, как, собственно, и можно было ожидать от такой неинтересной персоны, как Симус. Сундук был собран и упакован, словно он собрался уезжать. Том бросил сложенный джемпер обратно на кровать и замер, краем глаза уловив какую-то золотую вспышку. Источником её была кровать напротив. Кровать Гарри Поттера, если верить Симусу.
Подрагивая от сдерживаемого беспричинного возбуждения, Том пересек комнату. Он не знал, откуда в нем эта стойкая неприязнь к Гарри Поттеру (хотя сам Симус, судя по всему, был с ним на дружеской ноге). Руки откинули покрывало, отодвинули подушку, открыв два сложенных кусочка бумаги и что-то на тоненькой цепочке, напоминающеё заклятье. Он бросил на него быстрый равнодушный взгляд — кажется, обычная безделушка, блестящая дешёвка. Но письма… Он подобрался к ним поближе, переполненный любопытством: интересно, почему это Гарри Поттер оставляет письма друзьям в собственной постели?
Он порылся в туманных воспоминаниях Симуса, но не нашел там ничего подходящего к данной ситуации.
Первое письмо было адресовано Гермионе. Это имя ничего не говорило Тому. Да и для Симуса не представляло ничего особенно интересного. А вот имя, выведенное поверх второго письма… Драко Малфой… — определенно, оно кое-что для Тома значило…
780 
