118 
— Дориан!
— Минди, все будет хорошо, — сказал я, не особо веря в сказанное. И Минди поняла. Она замолчала, вздернула подбородок и прижалась к решетке.
Все будет хорошо. Для кого-нибудь.
— Сними покрывало, Дориан. Все покрывала.
Он не улыбался. Он следил за мной жадно и не стесняясь этой своей жадности, в которой мне виделся еще один признак безумия.
Первая простыня держалась крепко. Я дергал, с каждым разом увеличивая усилие, и она, наконец, треснула, рухнула, грозя накрыть меня же.
От простыни пахло эфиром и скрывала она огромных размеров стеклянную колбу. Пустую. В толстых стенках отражалось мое испуганное лицо, и внимательное — Дайтона. И клетка с Минди. И стол с телом. И прочие простыни покровами чужой тайны.
— Смелее, Дориан. Ты уже почти нашел.
Вторая. Третья. Четвертая заполнена густой жижей цвета янтаря.
На дне пятой виден черный ком, в котором я не сразу, но узнаю еще одно тело. Отворачиваюсь.
— Знакомся, Дориан, это Мэри-Джейн. Старая дева, чья жизнь была бесполезна, но смерть принесла науке пользу. Теперь я могу со всей определенностью сказать, что затянувшееся девичество столь же противно природе женской, сколь и развратность. Но ты продолжай, продолжай.
Шестая. В янтаре парит муха-человечек. Руки-крылья распахнуты и почти касаются стенок колбы. Из плеч и живота ее выходят тончайшие жгуты проводов, которые пробивают крышку и выползают наружу, свешиваясь, словно плети винограда.
И нервы мои сдают.
— Это же… это же ребенок! Господи, да вы безумец!
Обритая голова кажется неестественно маленькой. Глаза закрыты. А из сомкнутых губ выползает прозрачная жила. Девочка жива. Я вижу ее дыхание и едва заметную рябь, которая идет от гулких ударов сердца.
— Ребенок. Один из многих детей. Вам ее жаль?
И снова ни тени насмешки. Френсис серьезен также, как пистолет в его руке.
— Тебе кажется чудовищным такая ее… жизнь? Ты готов пожалеть эту конкретную девочку, наплевав на всех других девочек, которые умирают ежедневно и ежечастно. От дифтерии. От голода. От нищеты. От сифилиса. От угольной пыли… ты когда-нибудь был на шахтах? Конечно, нет. А в борделе наверняка был.
— Замолчите!
— В молчании нет смысла. Беда подобных тебе, Дориан, в том, что вы готовы жалеть тех, кого видите, но умудряетесь закрывать глаза, чтобы не видеть слишком уж много.
— И поэтому вы убили ребенка?
— Еще не убил, — поправил Дайтон. — Но убью, и не только ее. Уже скоро.
Он достал из нагрудного кармана хронометр и, повернув циферблатом ко мне, произнес:
— Еще два часа. Мы постараемся провести их с пользой. Но сначала — последняя завеса. Мне, право, удивительно, почему ты медлишь.
Потому, что знаю, кого увижу там, в жидком янтаре. От догадки до уверенности — один жест. Простыня держится плохо, тронь и соскользнет.
— Ну же, Дориан. Ты ведь так искал ее. Помнишь? Голубок и горлица никогда не ссорятся…
Моя рука коснулась ткани. Скомкала. Потянула. Отпустила, позволяя соскользнуть к подножию стеклянной колонны. Пальцы легли на стекло.
По ту сторону его стучит сердце Эмили.
Она жива. Самое главное, что она — жива!
— И может живой остаться, — сказал Френсис, в очередной раз заглянув в мои мысли. — Если ты окажешь мне помощь в моем небольшом деле.
— Дориан, не слушай его! Не слушай!
Эмили выглядит спящей. Веки ее неплотно сомкнуты и мне хочется заглянуть в глаза. Или ударить по стеклу, чтобы треснуло, чтобы выплеснуло желтизну утробы и позволило добраться до проводов. Я буду рвать их, как паутину и…
— Не дури, князь, — мягко произнес Френсис. — То, о чем ты думаешь, вызовет коллапс. И смерть. Ты же не хочешь, чтобы она умерла?
— Почему… за что вы так меня ненавидите?
В его глазах пустота. Это как глядется в бездну, надеясь поймать в ней хоть тень человечности.
— За то, что ты есть. Но в одном не прав — ненавижу я не только тебя. Весь ваш мирок, такой нарядный и такой лживый. Ты садись, Дориан. Время еще есть. Минут пятьдесят.
Его хронометр, должно быть, очень точен.
— Однажды я влюбился. И девушка, которую любил, ответила взаимностью. Ты вряд ли представляешь, какое это счастье, быть любимым. И какое горе, когда оказывается, что любовь — это одно, а чувство долга — совсем другое.
118 
