Последние отзывы

  26  

Следующий вопрос Дорри озадачил:

— Тебе он не показался странным?

— Кто?

— Твой соперник. Он… — сложенные щепотью пальцы уперлись в лоб. — Он как будто бы… вот не знаю, как объяснить!

— Скотина он, — разрешил сомнения Персиваль. — Бычок итальянский. А от этих итальяшек всего ждать можно. Они, если разобраться, то и не люди вовсе! Паписты…

— Точно!

Клыкастый от волнения даже вскочил и, забывшись, шандарахнулся рукой о стояк. Зашипел, ругнулся, но без души, и сказал:

— Не человек! Он двигался не как человек.

Как хануман, присланный по душу упрямого беглеца. Не то напоминанием, не то предупреждением. Сдайся, Персиваль, по-хорошему, все равно ведь проиграешь. Да и кто ты таков, чтоб с богами сражаться?

Чтоб отвергать саму Тысячерукую?

— Так папист же, — сказал Персиваль, стряхивая обрывки страха.

А вставать надо. Вот зацепится за угол ящика и подъем. На раз-два. Ну или можно на три. И на четыре, а лучше бы на десять, и чтоб сразу в койку. Ох голова-головушка… и деньги ушли. Точно, ушли. Небось, еще и должон Нодди остался. И ладно бы только ему, ведь если по-хорошему, то Дорри не обязан был помогать.

Нет уж, пускай Персиваль и не сэр, и не мистер, но от своих долгов он отступаться не станет.

— Сюда иди, — велел Персиваль. Подняться-таки вышло, но ровно настолько, чтоб на ящик сесть. Мокрая простыня тотчас сбилась, и стало еще холоднее. — И воды возьми, только чистой. И еще соли, если есть. Кубок. Ложку серебряную…

Воды нашлось с полфляжки, а вот соли была целая банка. Теперь бы не напортачить…

— Вещички мои забрал? Хорошо. Тащи сюда.

Приволок, кинул грязной грудой и, отступив, отвернулся. Нужное отыскалось в кармане. Хорошо, что подчистить не успели, а может и не знали, на кой ляд эта серая труха надобна. Вот и ладно…

— Под печать влез? — уточнил Перси, расставляя добытое на ящике.

— Да.

Это хорошо, что отнекиваться не пробует.

— Перчаточку сними.

Дорри снял, вывернув шкуркой дохлой ящерицы, и мазь, которую накладывал, точь-в-точь склизкая мездра. Резко завоняло паленым, и запашок этот крепко не понравился Персивалю.

— Лампу поближе поставь. И пару свечей бы, если есть.

И хорошенько ж его угораздило-то. Шкура красная, распаренная и кой-где порастрескалась, а из трещин гной желтый сочится. Он-то и воняет.

Дорри притащил длинную колбу, внутри которой на тонкой ножке плясало пламя, причем было оно удивительно ярким, а свет давало белый, чистый.

— Сколько было? И какие?

— Три. Вроде бы три. А какие — не знаю.

На внутренней стороне ладони явственно проступали два пересекающихся креста. Знакомая работа, только удивительно видеть ее в Сити. И внутренний голос, очнувшись от нокаута, шепнул, что не надо бы лезть в это дело, что двойные Печати за просто так не ставят, а если ставят, то…

Клирикал отвернулся от Персиваля. И радоваться надо, что только отвернулся, а не лезть поперек интересов. Персиваль вздохнул и спросил:

— Что ж ты, дурак такой, на рамы не глянул, а?

Лицо у клыкастого стало обиженным, как у того, прошлого Дорри при встрече с кулаком… Правда, этот нынешний старше. И худой, даже тощий, точно его голодом морили. И глаза у него красные, ну точно смородина перезревшая.

А еще он вампир.

Персиваль вздохнул и, легонько нажав на знаки, буркнул:

— Больно будет.

Так, на полпинты воды ложка соли и четверть унции Содомского пепла. Или наоборот? Нет, вроде серого всегда меньше сыпали. Теперь Верхний крест. Нижний крест. Символы шли туго, пальцы заплетались, но вроде вышло. Во всяком случае, в кубке зашипело, и растворившийся пепел окрасил воду в черный цвет.

Сработает? Или тот, чьим именем вершится заговор, тоже отвернулся от Персиваля?

— Если дозавтрего не полегчает, то придется полновесного клирика искать.

И Персиваль, изо всех сил сдавив руку, опрокинул содержимое кубка на открывшуюся рану.

— Глава 11. О ссорах, письмах и похищениях

Место это было столь древним, что, верно, помнило те времена, когда в Королевстве говорили на латыни, лили кровь в сражениях с кривоногим лесным народцем и славили многих богов. Это место, видя, как меняется мир, менялось следом, но нынешний век оказался слишком быстр, чтобы за ним успеть. И место, оскорбившись, заперлось от времени, и долго хранило пыль и тлен уходящих лет. Но однажды опоры на двери слетели, как и сама дверь, изрядно одряхлевшая. Рассыпались пылью гобелены, расползлись гнилью ткани и меха, и хрупкая сталь старинных клинков пала в бою с пришельцами.

  26