— И долго мне за тебя работу делать? — прошипела Фло, скидывая ношу на пол кареты.
— Но она испугалась…
— Ты бы еще на мо?биле сюда приехал.
— Но я подумал…
— Знаешь, тебе лучше бы не думать. — Фло, плюнув в стеклянный глаз коня, протерла рукавом. — Если он узнает, что ты экипаж трогал…
— Он сам сказал, что можно, — толстяк, склонившись над лежащей девушкой, старательно обматывал запястья тонкой веревкой. Связал он и щиколотки, а в рот сунул мятую тряпку.
— Можно, чтобы аппараты перевезти, а не… какой же ты дурачок у меня, — Фло вдруг улыбнулась и нежно прижалась к широкой спине. — На вот яблочко. И давай, уходи, завтра увидимся.
— Уберешь, да?
— Уберу, уберу.
Она стояла и смотрела, как черный экипаж растворился в тумане, затем хмыкнула и, сгорбившись, побрела к дому. Одинокий фонарь у его входа почти погас.
Неожиданно это показалось дурным предзнаменованием.
— Глава 12. В которой в общем-то ничего важного и не происходит
Очнуться мне помогла пара пощечин, пожалуй, излишне крепких, что заставило усомниться в их необходимости. Впрочем, сомнения исчезли в тот момент, когда в поле моего зрения появился Персиваль. Его лицо выражало искреннюю обеспокоенность и, как мне показалось, страх.
— Ты живой? — спросил он, помогая мне сесть.
Кажется. Во всяком случае щеки горят от пощечин, а поскольку мертвецы чувствовать не способны, я сделал вывод, что жив.
— Болтаешь, значит, живой, — удовлетворенно заметил Персиваль, отодвигаясь. — Я уж думал, что все.
Я тоже. Боль была чудовищной. Кажется, прежде чем потерять сознание, я кричал, а Персиваль зажимал рот, и кожа его остро пахла кровью.
Сейчас же рука не ощущалась, точно ее и не было вовсе, хотя была, перевязанная кое-как, с серым пятном, просочившимся сквозь слои тряпок, и запахом гнильцы. Я попробовал пошевелить пальцами, но не вышло.
— Не дергайся. Через пару часов отпустит.
— С-спасибо.
— Расти большой, — хмыкнул Перси. — Ну? Мы как, в расчете?
В расчете? Ну да, конечно. Услуга за услугу, и не более того. Глупо было бы ждать иного.
— Если в расчете, то я пошел, наверное.
— Наверное, да.
Я смотрел, как он уходит, кутаясь в простыню, словно римлянин в тогу. Я думал о том, что в этом человеке, который и близко не является джентльменом, а скорее даже наоборот, нашлось достаточно благородства, чтобы предложить мне помощь. Но вместо благодарности я испытывал сомнения. А потому спросил:
— Ты ведь украл пепел, верно?
Персиваль обернулся и сжал в кулаке влажный хвост простыни.
— Я не знаком с вашими правилами, но полагаю, что вещи столь ценные полагается возвращать на хранение…
Его лицо, изуродованное кровоподтеками, было страшно, а звук, вырвавшийся из груди, напоминал рычание.
— Слушай ты, Дорри…
…ненавижу, когда меня так называют.
— …ты можешь себе думать, чего тебе там захочется. Только держи-ка свои мыслишки при себе, понятно? Какое твое собачье дело, откудова что взялось? Взялось и радуйся. А то в следующий раз, когда тебе случится погулять, оно может и не взяться. Понятно?
Более чем.
— Извини, я не хотел оскорбить тебя подозрением…
Хотел. Оскорбил. Вернул все на круги своя, потому что так, пожалуй, уютнее.
— Ты не хотел. И ничего не говорил, — Персиваль подхватил грязный ком одежды. — А я ничего не слышал. Мы с тобою вообще сегодня не встречались.
Наверное, так было правильнее всего.
— Стой. Погоди, — я должен был сказать еще одну вещь, пожалуй, из всего, что я наговорил сегодня, лишь это было действительно важным. — Тебе не стоит участвовать в боях. У тебя спина сорвана!
— Знаю, — спокойно ответил он и вышел, аккуратно прикрыв дверь.
Оставшись наедине с собой, я попытался восстановить события минувшей ночи, которая была не просто неправильно — невозможной!
Итак, сначала моя нечаянная визитерша и сделка, за которую мне немного стыдно. Кубок с кровью стоит на месте. Может быть?.. Нет, пожалуй, на сегодня с меня хватит экспериментов.
Далее была ничем не примечательная прогулка по Сити. Ограда. Преобразившийся сад. Девчонка-горничная и ее ухажер. Обрывок разговора. Новость о болезни Эмили. Незапертое окно. Ожог. Побег. Подвал старого паба и кулачный бой. Черный Джованни и Персиваль. Голиаф и Давид, потерявший пращу. Бессмысленная жестокость и азарт толпы. На какой-то миг захлестнуло и меня.