34 
— Да, баронессой. Спасибо, милая.
Дамы обменялись улыбками, и знай их леди Фэйр чуть хуже, решила бы — и вправду подруги.
— Да ладно вам, — Оливия задумчиво разглядывала крохотное пирожное, украшенное алой вишенкой. Как это у нее получается столько есть, и не толстеть? Или она какие-то особые корсеты заказывает? — Это у них семейное. В свое время и старый князь… отличился.
— Mesalliance? — с придыханием уточнила Эгимунда. И Оливия кивнула, но развивать тему не стала. Жаль.
Убранный умелою рукой подвал преобразился. Миткалевые полотнища прикрыли потемневшую кладку, на пол лег толстый слой сена, а на ржавых цепях повисли светильники причудливых форм. Один походил на стрекозу, второй — на виноградную гроздь. Правда, оба давали одинаковый мертвенно-белый свет. Он заливал подвал, отражаясь в высоком зеркале и букете стеклянных цветов, скользил по рыжей меди разложенных на столе деталей и робко трогал лезвия стальных ножей.
Впрочем, даже он не решался заглянуть в дальний угол подвала, где вдоль стен рядом стеклянных пилястр выстроились капсулы. Были они квадратные, прозрачные и заполненные густой жидкостью темно-золотого цвета. В нескольких, окутанных паутиной проволоки, жидкость светлела, позволяя разглядеть очертания тел. От этих Фло старалась держаться подальше. Не нравились они ей. Напоминали старое бабкино украшенье — кусок янтаря с застывшими в нем мошками. Правда, украшение пришлось заложить, но память-то осталась. От памяти никуда не деться.
Никуда.
— Фло, Фло, помоги мне, — раздалось тихое. Фло отвернулась и запела, чтоб не слышать.
— Фло, пожалуйста…
Тощая рука пролезла сквозь прутья решетки, пытаясь ухватить за юбку. Пришлось шлепнуть метлой. Ну чего они все такие? Цепляются-цепляются за жизнь, как будто в ней есть хоть что-то хорошее? Ничегошеньки. Фло точно знает.
Она аккуратно протерла столы, смахнула метелкой из гусиных перьев пыль, добавила соломы и, достав из корзины стопку сложенных простынь, еще сохранивших едковатый аромат мыла, задумалась. Полученные указания были предельно ясны, но… Страшно подумать, что будет, если Фло ненароком разобьет капсулу.
— Фло, Бога ради!
Кричит. А вроде бы успокоилась. И даже есть начала. Ее, небось, в жизни так не кормили. И зачем, спрашивается? Перевод продукта и все.
Фло подцепила край простыни на палку и попыталась набросить на крюк, венчавший капсулу. Вышло попытки с пятой.
— Он убьет меня… убьет…
Фло аккуратно растянула ткань, закрепляя булавками за проволочные петельки. Закончив, пересчитала простыни в корзине. Полторы дюжины — ровно по числу капсул. Крайние, правда, велено не трогать, но оно и к лучшему.
— Фло, ты жестокая… ты не можешь так со мной поступить!
— Заткнись, — велела Фло, серьезно раздумывая над тем, чтобы занавесить и нишу с клеткой. Глядишь, тогда и поутихнет.
И чего он тянет? Почему не сделает ее тихой, как ту, вторую, которую привел сам? Та спокойно сидит в уголочке, перебирает нанизанные на нитку цветные кольца и улыбается. Одно слово — сумасшедшая. Зато ласковая. Сядешь с ложечки кормить, тотчас улыбается, журчит что-то на своем, безумном, языке, головой под руку норовит нырнуть и трется по-кошачьи. Короткие волосики ладошку колют, и шрамик на затылке прощупывается.
Ее вот жалко.
С пятой капсулы Фло приноровилась цеплять простыню и дело пошло.
Фло даже напевать начала…
— А голос у нее — просто ужас! — Летиция закатила глаза, не переставая говорить. — А репертуар… я просто не знаю, что делать! Я строго-настрого запретила моей Хоупи разговаривать с этой девицей! Да даже смотреть в ее сторону! Гувернантке так и сказала. Вы, мисс Пэддингтон, должны следить за моей малышкой! Эта американка — сущее наказание и я не желаю, чтобы Хоупи брала с нее дурной пример.
Леди Фэйр слушала в пол-уха. Беседа, вполне привычная и обыкновенная, вдруг перестала быть интересной. Какое Джорджианне дело до этой, незнакомой в сущности, девицы, которую Летиции пришлось взять в дом? Никакого. И до самой Летиции тоже: меньше тратиться надо, тогда и не придется протекцию составлять всяким там…
— А недавно, представляете, заглядываю я в буфет, а там…
…мышь повесилась от тоски.
— …все замки на бутылках открыты! И эта девица, глядя мне в глаза, наглейшим образом заверяет, что людям следует доверять, и эти замки — признак неуважения.
34 
