И все же ононачалось. Прямо сейчас — Грегор впервые почувствовал это. Легкая дрожь прошла по всему телу, зрение стало меняться — все вокруг стало размытым и исчезло в тумане.
Все, кроме врагов.
— Рубите им ноги, рубите головы, рубите их пополам, делайте что угодно, только чтобы их остановить! — заревел Живоглот.
И с этими словами он кинулся в гущу муравьев.
Грегор потерял ощущение реальности. Он не знал, где находится и что делает, не знал, где его товарищи, он даже толком не понимал, кто он такой. Он не чувствовал ничего — только соленый вкус собственного пота и крови на губах. Его меч сам решал, как и куда двигаться, и рубил ноги, шеи, тонкие муравьиные талии. Но их было так много… так много! Когда один муравей падал, на смену ему приходили все новые и новые. Медленно и неуклонно они заставляли его отступать. И наконец он почувствовал, что упирается спиной в стог звездолиста. Попытался из последних сил сопротивляться, не пустить этих тварей к стогу, но они полезли прямо по нему, опрокинув его на спину.
— Нет! — услышал он собственный крик. — Не-е-е-ет!
Грегор вскочил и бросился в гущу муравьев, рубя налево и направо, пытаясь остановить нашествие.
Но все было бесполезно. Они растерзали стог меньше чем за минуту. И поле тоже опустело.
Вражеская армия уже направилась к джунглям, а Грегор бежал за ними, продолжая рубить налево и направо, будто это могло что-то изменить.
Его схватили чьи-то зубы и, выдернув из кучи муравьев, потащили обратно.
Он сопротивлялся, стараясь освободиться, рвался преследовать врага, но тот, кто держал его, был сильнее.
— Оставь их, Грегор! Пусть идут! Все кончено, мы проиграли, — произнес прямо в ухо Живоглот.
И только тогда Грегор стремительно вернулся в реальность. Он разрыдался от ненависти, от усталости и отчаяния… Поле! Оно было абсолютно пустым. Ошметки изрубленных жвалами листков и стебельков устилали его ровным ковром, и все это было обильно полито чем-то клейким и с отвратительным запахом.
Грегор разжал ладонь и, не отрываясь, смотрел на последнюю пригоршню звездолиста, которая случайно избежала уничтожения.
— Он погиб, — выдавил из себя Грегор. — Звездолиста нет. Лекарства нет. Лекарство погибло.
— Все погибло, — тихо сказал Живоглот. — Теперь все погибло.
Люкса и Найк опустились на землю позади них.
Сквозь слезы, струившиеся по лицу, Грегор видел кровь, которая текла из многочисленных ран на бледных ногах Люксы. Он и сам был весь изранен — жвала муравьев кое-где добрались и до него.
— Если в мире есть хоть какая-то справедливость — джунгли покончат с ними за нас, — произнес Живоглот.
Грегор взглянул туда, где скрылись остатки муравьиной армии. Это было как раз то место, через которое Хэмнет велел им бежать как можно скорее. То место с серебристыми прекрасными цветочками, которые лишают разума и делают всех, кто дышит их запахом, безгранично счастливыми.
Муравьи, должно быть, не знали об этом, и лианы с готовностью набросились на них. Много времени это не заняло — уже через пару минут муравьев, обездвиженных и безвольных, утащили в глубину джунглей, где они и пропали.
И снова воцарилась тишина. Грегор вытер глаза и поднялся на ноги.
Живоглот и Коготок, пошатываясь от усталости, стояли за ним. Люкса все еще сидела на спине Найк.
А Гребешок… Ее красивое сине-зеленое тело вытянулось на земле среди бесконечного множества муравьиных трупов. Кожа ее была вся сплошь покрыта следами от укусов и кое-где прогрызена насквозь, даже ошметки кожи свисали. Грегор с надеждой ждал, не шелохнется ли она, не поднимется ли ее грудь, набирая воздух в легкие… но тщетно: она была неподвижна, словно камень.
Темп страшно суетился неподалеку, на краю поля. И Грегор вдруг с ужасом понял, что Темп носится вокруг лежащего на земле Хэмнета.
— Дядя! — вскрикнула Люкса и бросилась к нему.
Спешить было некуда: подбежав к Хэмнету, они убедились, что шансов у него нет. Из огромной, зиявшей в грудной клетке раны толчками била кровь.
Люкса опустилась на колени и взяла его за руку.
— Юдит… — прохрипел он. — Юдит…
— Да, Юдит. Я здесь, — ответила Люкса.
— Газард… обещай мне… он не станет… никогда не станет… что угодно, только не… только не Воин… — Каждое слово стоило ему огромного труда.