— Пойдемте, я покажу вам моего щенка. Вы любите щенков?
— Не потакайте ей, — проворчал старик. — У нас уже есть две собаки? Нам совсем ни к чему еще одна, а этот щенок даже не приучен к дому, все кругом обгадит. Он уже порвал половик при входе… изодрал в клочья, да-да!
— Да забудьте вы о старом половике! Он не стоит и двух центов. Я считаю, что нельзя топить бедняжку, — сказала бодрая седовласая женщина, чей голубой передник в точности соответствовал цвету глаз. — Я быстро научу его, как вести себя в доме.
— Ах вот вы как! Подрываете мой авторитет? — нахмурился старик.
— Какой авторитет? — фыркнула женщина. — Что вы о себе мните? Эти дети абсолютно правы… Хороший пинок — вот что вам нужно, Билл!
— Нэнси! — прервала ее Мэй. — Пожалуйста, давайте прекратим пререкаться! Бетти, покажи мистеру Хейзу своего щенка, но не забывай, что скоро ужин и вы должны успеть помыть руки.
Бетти доверчиво посмотрела на Лоренса.
— Она так любит командовать!
— Да, я это заметил, — сказал Лоренс, которого совсем не интересовал щенок. Однако он смирился с мыслью, что ему придется познакомиться с ним, независимо от своего желания. Эти дети были очень похожи на Мэй. Эдакие паровые катки в человеческом обличье…
3
Когда он вволю «налюбовался» щенком, почти целиком состоявшим из огромных глаз и грязных лап, Бетти, очевидно решившая, что Лоренс — ее собственность, устроила ему экскурсию по наиболее примечательным местам сада. Щенок сопровождал их, радостно виляя хвостом.
Лоренс покорно осмотрел золотистые нарциссы, рассаду гиацинтов в самодельных ящиках — море зеленых ростков, которые, как уверяла Бетти, вскоре превратятся в море душистых колокольчиков. Увидел он и кедр, на который вскарабкался юный Мэтт и, оседлав ветку тощими ногами в грязных джинсах, свысока взирал на оставшихся внизу. В то время как щенок, продираясь сквозь густую траву, облаивал все потайные местечки в зарослях кустарника, где, как сказала Бетти, находились шалаши.
— У нас у каждого свой. Вот этот — мой, — с гордостью сообщила она, раздвигая ветки и обнаруживая тесное пространство за ними. — Я никого сюда не пускаю… но вы можете войти, дядя.
— Не могу, я слишком большой, — сказал Лоренс, жалея о том, что в детстве у него не было такого шалаша. Садовники отца никогда бы не допустили подобного безобразия в своем безукоризненном хозяйстве. Ему позволяли выходить в сад только в сопровождении взрослых, чтобы он чего-нибудь не повредил.
— Не расстраивайтесь, — сказала Бетти, вылезая из шалаша и успокаивающе хлопая его по руке. — Ник разрешит вам поиграть в своем. Правда, Ник?
Лоренс уже догадался, что младшего, которому было лет одиннадцать, звали Ник. А старшего, приблизительно четырнадцатилетнего, — Мэтт. Ему не хотелось спрашивать у них о родителях. Он почему-то чувствовал, что оба умерли… во всяком случае, никто ни разу о них не упомянул. Дети говорили только о Мэй.
— Конечно, пожалуйста, — сказал Ник, раздвигая листву и открывая внутренность своего шалаша, в котором стоймя стояло полено, очищенное от коры. — Видите, у меня есть стол. При необходимости он может быть и стулом.
Дети выжидающе смотрели на него, и Лоренс почувствовал, что просто обязан согнуться в три погибели и протиснуться сквозь кусты в это маленькое пространство.
— Можете сесть на стул, — великодушно предложил Ник, присоединяясь к нему.
Лоренс уселся с трудом, поскольку мешали его длинные ноги, и Ник отпустил ветки. Они сразу же оказались в зеленом полумраке, слегка подсвеченном лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь густую листву. Они с трудом различали друг друга.
— Здорово, правда? — спросил Ник.
— Да, — согласился Лоренс, жалея о скудости познаний в области детского языка.
Ему почти не приходилось общаться с детьми. Должно быть, Бетти, Нику и Мэтту туго приходится без родителей; хорошо еще, что у них есть сестра. Его губы иронично изогнулись. Ну же, давай, будь честным до конца, сказал он себе: у этих детей более счастливая жизнь, чем когда-либо была у тебя! Будь его воля, он с радостью поменялся бы местами с маленькими Селлерсами. Он видел, как интересна, насыщенна их жизнь, какую любовь и благодарность испытывают они к своей сестре.
— Сколько лет Мэй? — спросил он у Ника.
— На будущей неделе исполнится двадцать четыре. А вам?