Динни разинула рот. Кажется, пора поговорить начистоту. По крайней мере признать часть правды.
— Я вовсе не профессиональная картежница, — возразила она.
— Если ты смогла вытянуть какую-то сумму денег из моего брата и его приятелей, значит, ты чертовски хорошо играешь.
— Не так уж плохо.
— Ты меня обманула. Говорила, что тебе не на что починить машину.
— Я не обманывала. Я действительно на мели.
— Тогда где деньги Кенни?
— Я отдала их на благотворительность.
Броди свирепо на нее уставился.
— Не верю.
— Это правда.
— Открой мне хоть что-то, чтобы я мог поверить твоей сказочке.
Динни опустила глаза. Она не могла объяснить, почему отдала весь свой незаконный выигрыш Эстер Суини, директору ночлежки. Гнев Броди и потеря его уважения ранили ее гораздо сильнее, чем она могла вообразить.
— И не было никакой работы в Санта-Фе? — продолжил он. — Ты это тоже выдумала.
Она в отчаянии покачала головой.
— Ты хорошо умеешь врать и обращаться с пьяными. По-моему, ты слишком много времени проводишь в барах. — Броди ухватился обеими руками за спинку стула. — Вынужден сказать тебе, Динни, это меня беспокоит. Не думаю, что ты окажешься хорошим примером для Бастера и Энджел.
Сколько она может рассказать Броди, не выдав себя? Ей срочно нужно что-то ответить, а не то он укажет ей на дверь.
— Я научилась играть в покер у отца, — пояснила Динни. — Он был игроком. И пьяницей тоже, между прочим.
Броди мрачно кивнул.
— И ты пошла в папочку.
— Нет! — Ее яростное возражение отозвалось эхом в тихой комнате.
Изогнув бровь, Броди ждал продолжения.
— Я почти не пью, и у меня нет страсти к игре. Иногда я играю в покер, когда остаюсь без денег, только и всего. Я знаю, о чем ты думаешь, Броди Трублад, и ты не прав. Я не ресторанная красотка.
— Знаешь ли, — сказал Броди, — я, наверное, уволил бы тебя, если бы не одна вещь.
Динни поднесла дрожащую ладонь ко рту.
— Какая вещь? — прошептала она.
— Мой отец был профессиональным игроком. Я видел собственными глазами, что´ он сделал с собой и своими близким. Но он не признавал своего порока. Поэтому я так хочу помочь Кенни.
Он действительно стремится переменить свой образ жизни. И поэтому я хочу помочь тебе.
— Броди…
— Однако я настаиваю на одном условии.
— На каком?
— Больше никакой лжи. С этого момента ты должна быть абсолютно честной со мной.
Чувствуя себя провинившимся ребенком, Динни открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. Как она может дать ему заведомо невыполнимое обещание?
— Ты хороший человек, Динни Маккеллан, и я постараюсь спасти тебя от себя самой.
* * *
Броди не знал, чему верить — сердцу или голове. Рассудок настойчиво убеждал его забыть Динни и бежать от нее без оглядки, но сердце умоляло принять ее слова за чистую монету. Броди боялся, что уже успел втрескаться по уши.
И как это он посмел пуститься в нравоучения? Да кто он такой, чтобы учить жизни Динни Маккеллан?
Броди сидел за кухонным столом, положив руки перед собой. С того самого времени, когда его семья переехала в «Ивовый ручей», кухня стала для Броди любимым местом в доме. Мама прекрасно готовила, и лучше всего он ее запомнил стоящей у плиты и стряпающей всякие вкусности.
Глубоко вздохнув, Броди закрыл глаза. Он как сейчас помнил запах свежеиспеченных пирожков с яблоками, остывающих на подоконнике. Если еще немного покопаться в памяти, можно будет почувствовать на языке вкус жженого сахара и хрустящей корочки.
Мелинда Трублад прилагала огромные усилия, чтобы создать здесь настоящий дом. Она сшила занавески на окна и покрасила стены. Срезала в саду свежие цветы и расставляла их в вазы по всему дому. Она ставила на стол дешевую китайскую посуду, самую лучшую, какую могла себе позволить, и подавала ужин ровно в половине седьмого, надеясь приучить домашних к распорядку.
Но Рейф и пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь. Кенни вскоре начал во всем ему подражать — исчезал на несколько дней и возвращался с довольной улыбочкой и безо всяких извинений. Чаще всего Броди и мама ели вдвоем за этим столом, рассчитанным на двенадцать человек.
Печаль увлажнила его ресницы. Броди судорожно сглотнул и отбросил грустные мысли. Что было, то сплыло. Он не может ни воскресить свою мать, ни спасти отца. Единственное, что он способен сделать, — позаботиться, чтобы такая беда не случилась с ним самим.