32 
Исполнители ведущих партий выходили последними. Сначала Мартини, потом Джемма, потом Монтанелли, и последним — Овод.
Зал встретил Реннера громкими воплями, и на сцену полетели цветы. Матиас, улыбаясь, легко поклонился, подхватил букет и послал в зал воздушный поцелуй, после чего присоединился к остальным. Он вытолкнул вперед своих товарищей, которые также сорвали очередной всплеск аплодисментов. Энн смотрела то на Матиаса, то на Альберта — оба невероятно счастливые, улыбающиеся. Как можно отделять свою жизнь от этой работы? Реннер абсолютно прав.
За кулисами теперь наливали шампанское. — Только не переусердствуйте, — говорил чрезвычайно довольный Малер, держа бокал. — Завтра снова спектакль, и послезавтра тоже.
— Вольф, не занудствуй, сегодня немного можно. — Амалия улыбалась до ушей. Все сработали слаженно и почти не допустили ошибок — неслыханная удача на премьере, где обычно бывает много мелких, незаметных глазу неискушенного зрителя промахов. — Хотя репетиция в десять, тут уж ничего не поделаешь.
Энн постаралась пробиться к Альберту, наперебой принимавшему поздравления от окружающих, и к Сиси — они стояли рядом.
— Поздравляю! — Она поцеловала Кершнера в горячую щеку. Альберт только что смыл грим, но переодеться еще не успел. — Ты был великолепен!
— Спасибо! — Кершнер кивнул ей и тут же заговорил с кем-то другим.
Энн стало обидно. Нет, так дальше продолжаться не может. Нужно срочно переходить к активным действиям, иначе она так и будет топтаться на месте, а Альберт никогда не обратит на нее внимания. Она отошла в сторону, взяла бокал с шампанским и принялась наблюдать, как Кершнер разговаривает с Люси, тоже не успевшей снять костюм итальянской революционерки — она пела в хоре. Вот Альберт подхватил ее и запечатлел на ее губах жаркий поцелуй. Фу, как банально. Энн затошнило от этой карамельной блондинки, и от этих фальшиво-сладких отношений.
— А где Матиас? — спросила Сиси, оглядываясь.
— Скоро появится, — ответил ей кто-то. — Шампанское он не пропустит!
Матиаса ведь тоже надо поздравить. Пожалуй, с него вообще следовало начать. Но прежде нужно покурить, чтобы избавиться от гадкого чувства. Энн попросила у парня из массовки сигарету и незаметно выскользнула за дверь.
В тупичке, отведенном под курилку, обнаружилась не только забитая до отказа пепельница, но и стул, на котором неподвижно сидел Реннер. Матиас еще даже грим не успел смыть, хотя бороду и усы отклеил и парик снял. Видимо, он пришел сюда покурить, но открытая пачка валялась рядом на подоконнике, а незажженную сигарету Матиас держал в опущенной руке.
— Эй! — Энн покачала ладонью перед глазами Матиаса; тот поднял голову и устало улыбнулся девушке. — Тебя там все ищут.
— Полагаю, что да. — Реннер с удивлением посмотрел на свою сигарету, порылся в кармане, достал зажигалку и дал прикурить Энн, а после закурил и сам. — Мне потребовалось несколько минут тишины, чтобы прийти в себя.
— Я даже не знаю, что тебе сказать. — Энн присела на корточки у стены. Матиас приподнялся, чтобы уступить ей стул, но девушка покачала головой. — Сиди, я насиделась в зале. Ревела почти весь второй акт.
— То-то я гляжу, у тебя глаза заплаканные.
— Между прочим, по твоей вине. Ты так играл, что хотелось выть в голос. Это даже лучше романа, — высказала свое искреннее и прочувствованное восхищение Энн.
— Спасибо, — кивнул Матиас, — очень приятно слышать это от тебя.
Его движения были замедленными, будто он двигался под водой. И под глазами были темные круги — Энн видела это даже сквозь слой грима.
— По-моему, тебе нужно не пить шампанское, а ехать домой отдыхать.
— Да. Я всегда так делаю. После спектакля я мертвый. Но нельзя разочаровывать людей. Пойдем? — Матиас затушил недокуренную сигарету и поднялся.
— Ладно, только недолго. Хорошо? — Энн было действительно его очень жаль, но восхищение талантом и трудоспособностью Матиаса перевешивало.
Реннер улыбнулся.
— Мне приятна твоя забота.
Постепенно жизнь вошла в определенную колею. Спектакли давали каждый день, популярность мюзикла росла как на дрожжах, в свободное от репетиций время исполнители вовсю давали интервью и даже появлялись в телепередачах. Правда, сил их смотреть ни у кого уже не оставалось, тем более что потом все равно можно было добыть запись в пиар-отделе. Энн переживала: ей так и не пришел ответ. Как будто все издания Германии сговорились и решили игнорировать начинающую журналистку. Внутреннее напряжение росло: приходилось что-то придумывать для Виктора, а чем дальше, тем сложнее Энн было врать этому замечательному человеку и остальным членам команды. Она подумывала, не отправиться ли к начальству и не признаться ли в том, что никакая она не корреспондентка «Франкфурт цайтунг»; останавливало лишь то, что Энн приблизительно представляла, какими глазами на нее все посмотрят. Рано или поздно, конечно, правда раскроется, но Энн как могла оттягивала момент катастрофы.
32 
