С этими словами она вызывающе повернулась к нему, чтобы увидеть его реакцию: придет ли он в ярость или обольет ее язвительным презрением. Но Рейт почему-то не сделал ни того, ни другого.
Он сидел, крепко стиснув зубы, словно боясь проронить лишнее слово, и на шее у него билась маленькая жилка. Он медленно повернул голову, выражение глаз у него было какое-то необычное.
— Продолжай, моя милая, — мягко сказал он, но от этой мягкости у нее по телу побежали мурашки.
Она уже жалела, что затеяла этот спор, но отступать было поздно.
— Тебе не нравится, что он не такой, как ты. Что он не думает о деньгах и материальных благах! — храбро приняла вызов Энн.
Но она не успела договорить, потому что Рейт начал смеяться. И это смутило и расстроило ее больше, чем если бы он разъярился.
— Дэвид не думает о деньгах? Тогда что же он одолевает меня своими просьбами о пожертвованиях?
— Это — другое дело. Он просит не для себя.
— Ты так считаешь? Да, он не тратит эти деньги на себя, на свои личные нужды. Но он непомерно честолюбив и чертовски хорошо знает, что сможет добиться славы, если превратит свое самодеятельное заведение в более заметное и официально поддерживаемое.
Энн отвернулась, прикусив губу. Утверждение мужа, как бы жестоко оно ни звучало, содержало долю горькой истины.
Она испытала облегчение, увидев, что они подъезжают к замку. Мадам, конечно, уже притаилась где-нибудь в холле, поджидая их, вернее — своего гостя.
— Ну, что же ты молчишь, что же не защищаешь бескорыстного друга обездоленных? Нечего сказать?
Она не удостоила его ответом. К чему? Он всегда прав.
Слава богу, мадам не поджидала их. Когда они добрались до своих комнат, Рейт объявил, что у него есть кое-какая работа, и плюхнулся за письменный стол с таким видом, будто ее вообще не существует.
Конечно, это было именно то, что ей сейчас надо, но Энн не могла понять, почему их нелицеприятный разговор подействовал на нее так скверно и раздражающе. При этом она чувствовала, что дело тут не в проигранном споре и даже не в тяжести ее непривычной и постылой роли. А в чем же? Эта мысль не оставляла ее в покое.
Девушка устало потянулась к застежке на платье. Молния легко проскользнула вниз на пару дюймов и застряла. Она досадливо попыталась освободить ее. Промучившись минут десять, изломав все ногти, но не сдвинув с места проклятый ползунок, ей пришлось сдаться. Перед ней открылись два пути: либо лечь спать в платье, либо просить о помощи своего благоверного.
Энн нехотя прошагала до двери смежной комнаты и, открыв ее, нерешительно остановилась, следя за склоненным над работой Рейтом. Он сидел к ней спиной, делая какие-то пометки в бумагах, и был так сосредоточен, что она не решалась окликнуть его, Пожалуй, следует попробовать самой еще разок. Но Рейт неожиданно отложил ручку и обернулся.
— Да, дорогая, я слушаю.
— Молния на платье, — пробормотала Энн, чувствуя неловкость. — Застряла, и все.
— Ты бы подошла сюда, поближе к свету, я посмотрю, что можно сделать, — предложил он и, встав из-за стола, вывел ее на середину комнаты. — Кажется, ты понемногу взрослеешь. — Криво усмехнувшись, он взял ее за плечи и повернул к себе спиной.
— Что ты имеешь в виду? — напряженно отозвалась Энн, чуя новую насмешку. Она попыталась развернуться к нему лицом, но его руки крепко держали ее плечи.
Было так непривычно чувствовать его пальцы на своей голой коже и видеть отражение их обоих в зеркале над камином — они стояли вплотную друг к другу, словно любовники.
Ей на момент остро почудилось, что это вовсе не Рейт, а какой-то другой человек — просто мужчина, с которым она, например, могла встретиться на вечеринке, и который оказывал знаки внимания, ухаживал за ней.
Пристыженная столь необычным направлением своих мыслей, Энн опустила голову и уставилась в пол.
— Как же так, моя славная? — мягко проговорил Рейт. — Я имею в виду, как это случилось, что ты решила обратиться ко мне вместо того, чтобы порвать платье?
— Я не понимаю, о чем ты! — встрепенулась Энн.
Неужели это и есть признак зрелости — предпочесть обратиться к мужчине, а не пожертвовать платьем? Если так, то, пожалуй, лучше было бы проявить меньше зрелости.
Рейт отвел в сторону копну ее волос, чтобы получше рассмотреть поломку, и Энн почувствовала, как под его теплым дыханием натянулась кожа на спине и шее. Ей приходилось читать в книгах, как героиня в экстазе едва не падала в обморок, когда герой осыпал страстными поцелуями ее затылок и шею, и всегда скептически относилась к таким описаниям, как к явному преувеличению. Но сейчас… Она пыталась унять нервную дрожь, руки судорожно сжались в кулаки — теплое дыхание Рейта обволакивало ее и производило такое магическое действие, что ее охватил трепет.