171 
Четыреста Сенаторов сидели полукругом на резных скамьях, расположенных ярусами. Нижние сиденья были оставлены для почетных гостей и членов императорской фамилии. Напротив Сенаторов находилось возвышение, здесь восседал Консул Мессалин, здесь же находился Вейенто, выступающий в роли главного обвинителя, ему помогали еще три обвинителя более низкого ранга. За этим возвышением располагался высокий помост, где восседал сам Император. Здесь Нерон мог покрасоваться во всем своем великолепии. Он сидел на троне, опершись на подлокотники из слоновой кости, вырезанные в форме львиных голов, в роскошной тоге с золотой каймой. Он возвышался над всеми, словно грозный бог, трон казался слишком узким для его обрюзгшего тела. Марку Юлиану он напоминал мешок с картошкой, старательно втиснутый в императорские пурпурные одежды. Тяжелая, украшенная множеством драгоценных камней диадема, казалось, вдавливала его голову в плечи. Он сидел совершенно неподвижно, только его злые глаза беспокойно бегали, словно он обыскивал ими все помещение, стараясь раздобыть такие сведения о каждом человеке, которые утаивали, по его мнению, от него доносчики. Он подмечал все, что казалось ему подозрительным — и то, как кто-то восхвалял его, а сам при этом морщился, и то, как кто-то опускал глаза, чтобы скрыть неодобрительный взгляд.
Марк Аррий Юлиан занял одно из мест, предназначенных для обвиняемых. Он заметил, что даже те люди, которых он считал своими союзниками, едва кивают ему, они, по-видимому, не могли поступить иначе, находясь под пристальным наблюдением Нерона, который вглядывался в лица окружающих и время от времени делал какие-то записи. Два человека глядели на Марка с открытым дружелюбием: одним из этих людей был Сатурнин, давний друг отца Марка, человек, всегда плывущий против течения. Выражая свои дружеские чувства к Марку, он подвергал себя большому риску. «Почему природа производит на свет так мало людей, подобных этому человеку?» — думал Марк.
Вторым человеком был Домициан, сидевший на верхнем ярусе, где были места для гостей. Он мало чем рисковал, дружески кивая Марку и поддерживая его своей улыбкой, — потому что Нерон не обращал обычно на него никакого внимания, считая Домициана слишком ничтожным человеком, и во всяком случае Император был близорук, а Домициан сидел довольно далеко от него, так что Нерон не смог бы разглядеть его улыбки даже с помощью большого изумруда, который Император часто использовал из-за плохого зрения. Домициан же устраивал целое представление, демонстрируя свои дружеские чувства к Марку, и Марк вдруг понял: теперь, когда он стал чем-то вроде народного героя, Домициан хочет показать всем, что Марк Аррий Юлиан его близкий друг.
Главный авгур, взяв в руки свой искривленный жезл, начал ритуал гадания. Сначала он поставил перед собой деревянную клетку, в которой находились священные цыплята. Проговорив слова молитвы, он бросил им горсть зерна, и конечно же, добрые предзнаменования не заставили себя долго ждать: голодные птицы с жадностью набросились на еду. Марк давно уже перестал удивляться тому, что почему-то никто не хотел замечать: цыплят держали впроголодь несколько дней перед священным ритуалом. «Традиция, правящая в этом древнем священном месте, — размышлял Марк, — делает всех слепыми». Сенат как единое целое представлялся ему теперь древним дряхлым старцем, который давно уже стоял у края могилы, но все еще старался держать голову прямо и горделиво, делая вид, что не замечает: с ним советуются только по привычке, не принимая, впрочем, всерьез его советов. Марк воспринимал свою службу в Сенате, как неприятную тяжелую обязанность, часто скучая на его заседаниях, на которых Сенаторы метали громы и молнии по какому-нибудь пустяковому делу, потому что непустяковые дела Император решал самолично. Поэтому Марк испытывал сейчас странное чувство — те, кто навевал на него всегда скуку смертную, должны были осудить теперь его на смерть.
Консул Мессалин поднялся со своего места и водрузил на алтарь у подножия позолоченного изваяния богини Победы с распростертыми крыльями большую чашу с курящимися благовониями. После этого Консул открыл заседание Сената. Сначала Сенаторы рассматривали текущие дела. Между ними разгорелся небольшой спор, какому из двух городов в Галлии предоставить право воздвигнуть новый храм в честь Божественного Нерона. Затем рассматривалось ходатайство одного из сирийских городов, жители которого умоляли освободить их от уплаты налогов в этом году по причине страшной эпидемии чумы. Когда все эти вопросы были решены, Консул встал и объявил голосом, который дрожал от злорадства и скрытой угрозы:
171 
