166 
Комната новобрачной была заранее тщательно приготовлена и убрана. Расположенные в стенных нишах лампы были наполнены коричным и гиацинтовым маслом. На низком столике с резными ножками в форме листьев аканта стояли хрустальные кувшины с водой и вином столетней выдержки, на позолоченном блюде возвышалась горка фиников и фиг. У стены располагался алтарь Юноны, суровый скульптурный лик богини овевал дымок курившихся у ее ног благовонных трав. Стена над кроватью новобрачной была расписана восковыми красками и обрамлена лентой орнамента из птиц и цветов. Сюжет был традиционным: робкую испуганную невесту — ее фигура явственно вырисовывалась сквозь полупрозрачные одежды — вели к жениху за одну руку увещевающая мать, а за другую бог Гименей, покровитель браков и супружества.
Юнилла, казалось, утратила всю свою надменность и самоуверенность, которые так неприятно поразили Марка во время свадебной церемонии и ужина. Теперь эти умоляющие глаза, эта неловкая жалкая поза делали ее похожей на испуганного жеребенка. Хотя в глубине ее взгляда Марку все еще виделась какая-то страшная, холодящая душу тайна.
Он тихо окликнул ее по имени, пытаясь преодолеть черную, бездонную, разделяющую их пропасть, прикоснувшись к девушке хотя бы своим голосом.
— Юнилла, что случилось?
Она отвела взгляд и покачала головой, при этом ее волосы рассыпались по плечам, и она стала похожа скорее на какое-то полудикое существо, чем на женщину. Этому существу, казалось, легче было отвечать с помощью жестов и телодвижений, чем с помощью слов. Она медленно вынимала жемчужины из темного потока своих густых волос, и они сыпались на мозаичный пол с тихим звоном. Юнилла не делала никаких попыток, чтобы подобрать их, как будто это был не жемчуг, а обычные камешки. Это поразило Марка, он ясно увидел, как по-разному они относятся к богатству, Сам он был очень экономным в расходовании средств, стараясь сберечь их для приобретения новых книг, дальних странствий, учебы, помощи людям. Для нее же богатство было водой из неиссякаемого фонтана, сколько ее ни бери, все равно останется еще больше.
— Совершенно ничего не случилось, — наконец, промолвила она голосом слишком веселым и беспечным. — Я — самая счастливая женщина, мне даже кажется, что я уже люблю тебя.
— Знаешь, если бы ты произнесла эти слова более убедительно, я, пожалуй, послал бы за врачом, чтобы тот посмотрел, уж не заболела ли ты. Поистине, мы слишком плохо знаем друг друга.
Юнилла засмеялась низким гортанным смехом и приблизилась к нему плавной походкой, стараясь выглядеть соблазнительной и привлекательной. Быстрым движением плеча она спустила тунику, обнажив свою молочно-белую юную грудь. Этот жест был похож на жест девочки, вытаскивающей из-под плаща свои длинные косы, чтобы все могли полюбоваться ими. Это было волнующее зрелище, но одновременно забавное, похожее на сцену в публичном доме — когда маленькая дочка проститутки, еще не понимая, что она делает, передразнивает телодвижения своей матери.
Марк привлек Юниллу к себе и нежно поднял ее голову за подбородок.
— Похоже, ты знаешь, как надо вести себя в комнате новобрачной. Можно подумать, что ты выходишь замуж третий раз за этот год.
— Ты такой забавный, — проворковала она, при этом ее глаза хранили все ту же пугающую пустоту, лишенную всякого выражения.
Марк развязал узел Геркулеса на ее тунике, и ткань теперь ниспадала легкими складками, овевая стройную фигуру девушки. Сквозь тонкую белую материю Марку были хорошо видны округлые формы Юниллы, впадинка, разделявшая ее пышные груди, которые поддерживала подгрудная лента. «Плотское желание одолевает нас даже в самых неподходящих суровых обстоятельствах, — думал Марк. — Интересно, ее тело — такое же таинственное, как и ее лицо? Хранящее тайны жемчужного атласа, гладкой слоновой кости, сада цветущих роз?»
Она прижалась к нему, припав своим ртом к губам Марка и пытаясь одновременно снять с себя развязанную тунику. И наконец он ощутил в своих объятиях ее обнаженное мягкое тело. Она сладострастно выгибала спину, стараясь возбудить в Марке плотское желание. Когда он повел ее к брачной постели, она, по-видимому, вспомнила, что ей следует оказывать легкое сопротивление — как всякой девушке, которую учила этому мать. У Марка было такое ощущение, будто он забавы ради боролся с пуховой подушкой. Затем Юнилла уверенно и точно, словно искусная танцовщица, упала навзничь на кровать, увлекая за собой Марка. «Что-то во всем этом не так», — звучал предупреждающий голос где-то в отдаленных уголках его сознания, но его тянуло к этой девушке и желание затмевало разум. В эту минуту для него больше ничего не существовало на свете кроме этого упругого податливого тела, отливающего янтарем в красноватых лучах лампы, этих шелковистых изящных бедер, гибких сильных рук, обнимающих его с детским пылом и нетерпением, этих сияющих глаз — вначале таких тревожных, а теперь спокойных и безмятежных — взгляд которых напоминал быструю извивающуюся змейку, опасную для всех и каждого, поскольку никому не было известно, когда и по какой причине она ужалит.
166 
