«Я убила его. И теперь этот череп, где когда-то царила жизнь и властвовал разум, наполнится черным прахом. Тело, которое так тщательно берегли и за которым так заботливо ухаживали, будет предано гниению. Дух, насильно исторгнутый из своего обиталища, будет теперь неприкаянно носиться над землей. И это сделала я. И как бы ни была обыденна смерть, как бы ни было обычно убийство в пылу борьбы, все же есть в нем нечто ужасное, с чем никогда не примирится душа, и что будет вечно тяготить ее».
День стоял совершенно безветренный, и вдруг — откуда ни возьмись — налетел порывистый ветер, зашелестел листьями в могучих кронах, зажурчал, словно стремительно текущий ручей. Ауриана почувствовала присутствие в Роще бога Водана, хранителя душ, и парящую над ним, вездесущую Фрию, насылающую ветер.
«Неужели это убийство — ваш дар мне?» — спросила Ауриана богов. Ветер усилился, превратившись в ревущую бурю, заигравшую ветвями и сучьями ясеней, и в диком танце зеленой листвы девушка явственно услышала громкий шепот: «Да».
Неожиданно ей припомнились два сна, которые особенно часто снились ей в раннем детстве: это были сны о военном сражении и мече. В одном сне она видела себя стоящей у могильного холма, освещенного лунным призрачным светом, со склоненной головой. Белыми помертвевшими губами она касалась холодного стального клинка — боевого меча с инкрустированной рукоятью. Она знала, что это — могила Бальдемара. В другом сне она видела себя в полном воинском облачении, стоящей в палисаде военного укрепления. Пред ней располагался строй вражеских воинов, а позади, в крепости, находились остатки ее армии, ждущей наступления ночи. Эти видения, которые вновь возникли сейчас перед ее мысленным взором, вносили смуту в душу Аурианы, беспокоили ее, и она постаралась отогнать их прочь.
Наконец, она поднялась с колен и начала кружить по роще в поисках небольших гладких камней, которыми намеревалась забросать мертвое тело. Убитый был теперь враждебным ее племени духом, и девушка должна была позаботится о том, чтобы он не тревожил хаттские деревни. Приложив некоторое усилие, она вытащила дротик из груди воина. Теперь это оружие считалось семейной реликвией, и его необходимо было сохранить, потому что им Ауриана поразила своего первого врага. Затем она срезала локон с головы поверженного противника для амулета. Наконец, девушка принялась снимать с него одежду. И тут она обнаружила массу странных вещей.
Прежде всего Ауриана взяла охотничий нож воина. Но особое внимание девушки привлек кожаный пояс, на котором висели ножны. На этом ремне были вырезаны странные знаки, причем они не имели никакого отношения к рунам. Из-под туники убитого Ауриана вынула влажную губку и лоскут какого-то тончайшего материала; на это лоскут было нанесено множество точно таких же знаков. Строчки этих знаков были очень странно расположены, они расходились из центра в разные стороны, как лучи, так что общий рисунок напоминал паутину.
Однако у девушки не было времени ломать голову над этими странными знаками. С той стороны, где кончалась роща, она уже отчетливо слышала топот сотен копыт и женские крики. Это жители деревни пытались угнать скот от гермундуров, которые надвигались на селенья. Ателинда, должно быть, уже сходит с ума от страха за жизнь дочери. Ауриана быстро засунула все обнаруженное ею в свою охотничью сумку.
И тут она услышала, как за ее спиной зашуршала опавшая листва под чьими-то легкими шагами.
Она обернулась и увидела Хильду, самую старую из Жриц Ясеня, приближающуюся в полной тишине, словно призрак. Ее лицо с плотно сжатыми губами хранило выражение отрешенного спокойствия. Ветер играл ее серебряными волосами. Ее кожа была цвета скорлупы зрелого лесного ореха, а глаза, словно глаза лани, казались влажными и скорбными. Ветер играл в складках ее одежды. Она напоминала жухлый осенний лист, который не получал больше живительных соков от дерева и из последних сил пытался противостоять порывистому ветру, безжалостно рвущему его с полуголой ветки и увлекающему с собой. В руке жрица держала факел.
— Пусть огонь очистит все! — произнесла она мягким, очень высоким голосом, который, по мнению Аурианы, мог скорее принадлежать карлику.
Ауриана, пребывавшая все еще в оцепенении, молча смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Хильда так близко пронесла факел мимо лица Аурианы, что чуть не опалила ее волосы. Затем старая жрица девять раз обошла вокруг трупа, что-то негромко напевая и близко поднося пылающий факел к распростертому на земле телу. Внезапно она замерла, пристально глядя на мертвого воина. Ауриана знала, что по характеру раны, а также по положению тела жрица сейчас судила о грядущих судьбах мира, ясно видела назревающие столкновения и готовые разгореться войны.