Особенно,... 
143 
— Сядь, Петроний! Ты грубиян и невежа. В мое правление человек, обвиненный в измене, будет казнен только после того, как его вину признает справедливый суд. И ни одного человека не будут судить тайно. Я не потерплю непослушания, ты, дерзкий осел в одеянии легионера. Если это повторится, я разжалую тебя и отправлю гнить в паршивые болота Британии!
Марк Юлиан усмехнулся. Ему еще никогда не приходилось видеть Нерву таким возбужденным. До этого времени у него иногда возникали сомнения в жестокости и бескомпромиссности сенатора, но теперь они отпали.
Петроний, ссутулившись, молча отошел в сторону. Сенеций зашевелился и с огромным усилием принял сидячее положение, уставившись на стену отсутствующим взглядом.
Марк Юлиан не стал долго раздумывать о причинах, подтолкнувших Сенеция на предательство. Все, имеющие отношение к заговору, испытывали огромное нервное напряжение. Вот и Сенеций слишком долго боялся неизвестности, окутавшей его черным непроницаемым облаком, и в конце концов сломался, решившись на рискованную сделку с богинями судьбы. Он надеялся заслужить себе пощаду, спихнув своих товарищей в пропасть.
— Арестуй его, — приказал Марк Юлиан Петронию. — Матидия даст нам веревку пока нет кандалов. Мы распустим слух, что ему внезапно пришлось удалиться в свое поместье. До переворота он посидит в винном погребе, внизу.
Заговорщики опять расселись по своим местам. Глаза Аполлонии потухли, она заметно приуныла. Герений же злобно сверлил предателя взглядом.
— Когда мы соберемся в следующий раз, — деловитым тоном продолжил Марк Юлиан, надеявшийся рассеять мрачное настроение присутствовавших обсуждением других вопросов, — у меня будут три копии писем Каэнис. Я хочу, чтобы их зачитали в Сенате, после избрания Нервы Императором…
Марк Юлиан все говорил и говорил, но над заговорщиками в воздухе витала одна мысль, от которой отдавало кладбищем: «Кто еще готов предать нас и сколько их, этих предателей?»
* * *
Клеопий, главный лекарь Великой школы, беспомощно опустив руки, стоял у порога канцелярии и наблюдал за тем, как Эрато бегал взад-вперед, изрыгая проклятия с пеной на губах. У Клеопия было ощущение, словно он был застигнут бурей где-то на сельской дороге, и ему ничего не оставалось, как спрятаться под дерево с кроной погуще и молиться о том, чтобы стихия смилостивилась над ним.
— Вот как эта дерзкая девчонка отплатила мне за все, что я сделал для нее! — глаза Эрато выкатились из орбит, он напоминал сейчас Клеопию рыбу, выброшенную на берег. — Она спуталась с моим патроном и понесла от него. Как смеет она жульничать у меня за спиной? Эта сучка воображает, что здесь можно щениться, плодить никому не нужных ублюдков. Здесь что, богадельня, спрашиваю я тебя? Именем Зевса, что мне теперь делать с этой жеребой кобылой? Ты понимаешь, что я потеряю миллионы? Пусть ее приволокут сюда немедленно! Стража!
Тут же появились четверо стражников и встали по стойке «смирно» позади главного лекаря.
— Сейчас же приведите ко мне эту женщину, Ауринию! — сказал Эрато несколько утихомирившись.
Если ей дать сегодня вечером снадобье, вызывающее аборт, то к завтрашнему дню со всей этой глупейшей историей будет покончено, и никакой соглядатай Марка Аррия Юлиана не успеет пронюхать о ней.
— Подожди! — робко возразил Клеопий, понимавший, что ему придется нести ответственность, если аборт окажется неудачным, и женщина погибнет. — Мой повелитель, если ты правильно указал дату зачатия, то дело, возможно, зашло слишком далеко. Ее жизни будет угрожать серьезная опасность.
— Что? Позволить ей родить? Я плачу тебе приличные деньги, а взамен ты подаешь мне идиотские советы! А может быть, ты полагаешь, что ее поклонники специально тратят деньги на билеты, чтобы увидеть роды на арене? Ослы! Полгода от нее не будет никакого проку!
— Умоляю тебя, опомнись! — снова возразил Клеопий. — Этот шаг чреват бедами. Позволь напомнить, что собственная племянница Императора скончалась при попытке опростать свое чрево, а ведь за ее здоровьем следили лучшие лекари. Гораздо безопаснее позволить ей родить ребенка. И вспомни еще, что это не обычная женщина, а существо, своим упрямством похожее на быка. Сейчас она находится в наилучшей форме для боев. По своей выносливости она не уступает хорошей скаковой лошади. Произвести на свет ребенка ей будет не труднее, чем кошке. Если ты сделаешь то, что задумал, то потеряешь ее навсегда, а не только на каких-то пять или шесть месяцев. К тому же этот срок можно сократить.
143 
