— У меня есть письма, — сказал он Аррунтию. — Три письма, которые подтверждают ошибочность предъявленного мне обвинения.
Аррунтий чуть не вздрогнул от неожиданности. Петроний предупредил его о том, что Марк Юлиан, возможно, попытается передать заговорщикам важные сведения. Аррунтий должен был слушать и запоминать каждое слово. Письма. Должно быть он имеет в виду письма Каэнис, которые следовало зачитать на заседании Сената.
— Эти письма хранит сам Аполлон! — бормотал дальше Марк Юлиан. — Умоляю, послушайте меня!
«Что это? Если я не смогу догадаться, то может быть, кто-нибудь другой сделает это? — подумал Аррунтий. — Неужели он имеет в виду библиотеку Аполлона? Нет, должно быть, речь идет о библиотеке в его собственном доме. Когда прикажут опечатать дом, это должны будут сделать наши люди.
— Я невиновен, ты невиновен, все мы твердим о своей невиновности, когда попадаемся! — нарочито громко произнес Аррунтий, чтобы развеять подозрения Сервилия. — Боюсь, что тебе уже не помогут никакие доказательства и свидетели, дружище! Иди побыстрее и не болтай.
— Я щедро вознагражу всех вас, в библиотеке два миллиона свитков, спросите библиотекаря, одноглазого человека, он знает. Пожалейте невинного, и однажды боги тоже проявят к вам милосердие.
— Замолчи ты! — рявкнул сзади Сервилий.
Аррунтий тяжело топал ногами, лихорадочно соображая. Он еще не сообщил нам имя пятого убийцы. Наверное оно скрыто в его последних словах. Библиотекарь? Нет. Одноглазый человек. Он говорил, что Циклоп согласен присоединиться к нам. Два миллиона сестерций — цена, которую он запросил. Хвала богам, все встало на свои места. Но два миллиона! Таких денег нет ни у одного из нас. Самые состоятельные сенаторы казнены, сосланы или разорились. Нерва вложил все свое богатство в землю. Где же взять столько денег теперь, когда и этот человек арестован?
Аррунтий едва заметно кивнул Марку Юлиану, подтверждая, что послание будет передано.
Юнилла узнала об аресте Марка Юлиана из письма Вейенто, которое вместе с подарком ей принес мажордом. «Приветствую тебя. У тебя многому могут поучиться слон и лиса, — читала она. — Слон позаимствует у тебя терпение, а лиса — хитрость. За сим остаюсь твоим слугой»
В качестве подарка Вейенто послал ручную лису. Юнилла иронически подумала, что на слона у него, вероятно, денег не хватило. Лису она отослала обратно, сопроводив запиской. «Ты всегда слишком спешил делать подарки, — написала она. — Прибереги их до тех пор, пока не свершится правосудие и голова Марка Юлиана не скатится с эшафота. До тех пор, пока этот человек не утратил способность говорить, опасность для нас не миновала».
Глава 55
С наступлением темноты Сунию отвели в камеру, где она увидела Ауриану. При свете луны она сосредоточенно вглядывалась в волшебные рунические письмена, начертанные на дощечке и обозначающие календарь судеб. Сунии эта ночь показалась зловещей. Шум, не умолкающий днем на улице, наверняка разбудил ночных духов. В воздухе висел едкий запах гари. Снаружи доносились звуки беспорядков — стражники пытались усмирить бунтующую толпу.
— Ауриана! — позвала она, не приближаясь. — Ты уже знаешь?
Суния подумала, что Ауриана пытается узнать свою судьбу. Что ее ждет в поединке с Аристосом.
— Я получаю очень странные ответы, которые трудно разгадать.
— Проклятье! Говори то, что есть!
— Здесь виден знак смерти и возрождения, он повторяется три раза.
— В этом нет ничего таинственного! Духи леса и рощи пытаются предупредить тебя о том же, о чем говорит обычный здравый смысл. Смерть есть смерть. Что может быть хуже в нашей распроклятой жизни?
И хотя в ее голосе прозвучал упрек, не очень-то приятное сомнение в способности Аурианы к трезвому размышлению, все же она принесла с собой какое-то утешение, когда подошла и опустилась на колени рядом с Аурианой.
Она внимательно смотрела на Сунию, взвешивая, можно ли ей открыть то, что вселило в нее радость и тревогу, тем самым озадачив ее.
— Но может быть, это означает что-то еще? — решилась она наконец высказать свое мнение. — Суния, в моей жизни должны случиться перемены, которые трудно выразить словами, так же трудно бывает выразить вкус или запах. Понимаешь, иногда я вижу все в совершенно другом свете. Во всех предметах обнажается их скрытая суть, то, что вложено в них богами, эти перемены можно назвать смертью и возрождением. Все больше и больше я проникаюсь благодарностью к судьбе, какой бы она ни была. Любая судьба — это благо для человека, она поднимает его на своих крыльях и несет, словно могучий ветер. Такие чувства возникли у меня давно, еще когда я достала камешек из копыта лошади Рамис. Иногда меня посещают откровения, и меня можно принять за сумасшедшую, так как я думаю, что между одушевленными и неодушевленными предметами нет разницы. Иногда мне кажется, странная вещь — что все, кого я когда-либо знала, неважно, живые или мертвые, находятся вокруг меня и во мне. То, что известно людям как истина жизни, похоже на некую линию, границу. Мужчины и женщины постигали ее каждый по-своему, они начертили эту линию однажды, но во второй раз ее начертить нельзя. Это означает, что даже чужие друг другу племена — братья и сестры.