— Ну, разумеется! Если мы победим, то нет на свете того, в чем я смог бы тебе отказать.
Про себя же Нерва подумал: «Я знаю, чего хочет этот человек. Пусть исполнится его воля».
— Азиатская провинция, — сказал Нерва, внимательно наблюдая за лицом Марка Юлиана. — Проси, и она твоя. Нет, Египет. Наперекор всем традициям я отдал бы тебе Египет.
Пост наместника в Египте считался в Римской империи самым престижным. Обычно на него предпочитали ставить сенаторов, потому что плодородная житница дельты Нила играла ключевую роль в снабжении метрополии зерном, от которого зависело благополучие и стабильность внутренней жизни. Власти опасались, что какой-нибудь честолюбивый сенатор может захватить эту провинцию и сделать ее независимой. Это нанесло бы непоправимый ущерб экономике Империи. Вот почему египетским наместником обычно назначали человека из сословия всадников, пользовавшегося доверием самого Императора.
— Заманчивое и благородное предложение. Но тебе следовало прийти с ним ко мне лет десять назад, — ответил Марк Юлиан, подражая словам Нервы, сказанным им накануне. — Власть больше не влечет меня. Нет, то, чего я бы попросил — это незначительный гражданский пост в провинции Верхняя Германия, чтобы мне приходилось как можно меньше иметь дело с управлением. Назначь меня твоим Главным инженером, ответственным за общественные работы или помощником наместника по законодательству. И еще я не возражал бы получить поместье на плодородных землях где-нибудь на западном берегу Рейна, выше того места, где в него впадает Майн.
— Иногда мне изменяет слух. Думаю, что это случилось и на этот раз. Неужели ты всерьез говоришь все это? — недоуменно спросил Нерва, но увидел снисходительную и терпеливую улыбку Марка Юлиана и понял, что его решение твердо и окончательно. — Если ты в самом деле желаешь отправиться в ссылку, то это можно устроить и без моей помощи. Такая должность для тебя, да еще в глуши будет для тебя оскорбительным унижением.
— Эта дикая местность станет благодатью для того, кто хочет учить, писать о том, что ему удалось постигнуть и проводить время в размышлениях над словами философов. Там я намереваюсь воссоздать свою школу, хотя, если говорить по правде, мне будет очень трудно уговорить достойных учителей последовать за мной. Теофила сказала, что обязательно примет мое предложение, Галерий…
— Даже если все они последуют за тобой, все равно это сумасшествие. Ведь тамошнее население не умеет ни читать, ни писать. Они еще устраивают облавы на кабанов с обожженными на костре палками, новейшие теории о происхождении вселенной не интересуют их ни в малейшей степени!
— С меня хватит, если придет всего лишь дюжина учеников. Я не гонюсь за количеством. А жажда знаний может зародиться не только в больших городах, но и в лесу. Я уже имел случай в этом убедиться. В тех краях, похоже, сам воздух очищает души и заставляет задуматься над первопричинами появления людей и их предназначения.
— Твой отец был обычным чудаком, — прервал его Нерва, сокрушенно качая головой, — а ты и вовсе извращенец, потому что готов променять все города — центры науки, общество философов, комфортабельную жизнь, не говоря уже о власти и почете, связанных с исполнением должности, которая ниже только Императора, на деревенскую тишину. Ты забываешь, что там проходит граница Империи. Это все равно, что плясать вокруг костра в шкуре животного и жить в глинобитной хижине. Никогда бы не подумал, что ты готов повернуться спиной к цивилизации. Очнись! Ты мне нужен здесь.
— Если человек хочет не спеша поразмышлять о тайнах бытия, значит ли это, что он потерян для общества? В жизни есть сферы, не менее интересные, чем властвование над людьми.
— Ты загадка. Я соглашусь на это при одном условии. В случае опасности для Империи я оставляю за собой право отозвать тебя оттуда. Кроме того, ты будешь консультировать меня по важнейшим делам в письмах. Я вменяю тебе это в обязанность.
— Хорошо, договорились. Но до этого надо дожить, а пока нас ждет непочатый край сложной и малоприятной работы.
* * *
Вскоре после того, как Ауриана набралась сил и возобновила тренировки в полную силу, Эрато вызвал ее в свой кабинет. Он плотно закутался в одеяло и кашлял от дыма чемерицы, расползавшегося по всему помещению из камина. От едкого дыма у нее начали слезиться глаза. Улыбающееся лицо Эрато излучало теплоту и доброжелательность, и это поразило Ауриану.