24 
***
Я проснулась. Эрик спит, на моем боку его холодная рука. Все устроилось. Он сказал:
– Лаурин заболел, – но я чувствовала, что не в этом дело. Уж очень он устал. Никогда не видела его таким усталым, спит, какая рука холодная. Энтони спит, под глазом шрам, нож пропорол кроличью шкурку и сорвался, он закричал, кричал не переставая, экономка жаловалась: не может взять себя в руки. Я проснулась среди ночи, услышав его за пятьдесят миль. Поняла, что ему больно. Отец тоже болел. Да меня бы и не отпустили. Весь день экзамен по-французскому, не правильные глаголы, два раза инспекторша водила меня в уборную. Я с ней заговорила, она оборвала:
– Нельзя разговаривать, вы еще не сдали работу. Как старая супружеская пара – тридцать лет вместе. Серебряный медяк, или, по-вашему, золотая свадьба.
Эрик сказал:
– Забастовки не будет. Я справился не хуже Лаурина. – Он сказал:
– Я отпустил шутку, спросил о семье, угостил сигарой. – Я спросила:
– И только? – Он ответил:
– Я гарантировал, что заработная плата в Америке будет снижена. – Я спросила:
– Ты дал ему расписку? – Нет, – сказал он, – просто честное слово. – Как он устал. Не спится, спит, рука холодная, все утряслось. Он спросил:
– Что умеет делать твой брат? – Открытки из Адена, пылесос, прислушивающиеся официантки, «вы сводите меня с ума», моя первая в жизни рюмка в мюзик-холле, отец спросил:
– Где вы болтались весь день? – А он ответил:
– Гуляли в парке. – Как ответить? Я сказала:
– У него всегда было хорошо с арифметикой. – Эрик сказал:
– У меня для него ничего нет. Подскажи сама. Что у него хорошо получается? – Я сказала; – Ничего, кроме призовых тигров. – Он подумал, что я спятила, переспросил:
– Призовых тигров? – Я объяснила:
– Прошлой ночью он опустошал тиры в Гетеборге, я еле увела его от них. – Совсем не думала, что это понравится Эрику, это не в его духе; шутка, вопросы, сигара, холодная рука у меня на боку. А он ответил:
– Я дам ему работу.
Мне он тоже сказал:
– Я дам вам работу. – Тесная пыльная контора в Кожевенном ряду. Он не сгибая спины, не сняв перчаток уселся на единственный стул для посетителей, и Хэммонд шаркающей походкой подошел к нему. Спадающее с острого носа пенсне, неуверенный голос, крысиная мордочка. Он, сказал:
– К ней никогда не было претензий, – и, прощаясь, ринулся открывать дверь, пролил на стол чернила. Друг отца. Он чувствовал за меня ответственность. Предприятие продали, контора шла на слом, отец умирал.
Когда я уезжала из Англии, отец сказал:
– Хорошо бы с тобой был Энтони. – Велел быть осторожной, беречься соблазнов. Сам он никогда не ведал искушений, даже не знал толком, что это значит, и так в неведении медленно умирал в постели. Запах лекарств, сиделка у двери, витражи в прихожей, в шкафу красного дерева комплект «Панча» в голубых матерчатых переплетах; его дядюшка знал Дюморье, он сам помнил возмущение публики, когда вышла «Трильби». Мне он как-то сказал:
– Не нравится мне мисс Моллисон. Девушке не следует показываться в театре со своим хозяином. – Вечная ему память, он был верен своим принципам, маленький осколок Англии. Энтони писал, что нужно поставить камень, я ответила: «от верных детей» – это очень ответственно, а Энтони настоял, что «верные» – короче и дешевле, во всяком случае вполне прилично. А чему – «верные»? Не выдавай своих чувств. Не теряй голову в любви. Будь целомудрен, благоразумен, возвращай долги. Ничего не покупай в кредит «Верные» ко многому обязывает Сам он не пожалел лишних букв, стараясь быть точным, и на могиле матери написал – «от безутешного супруга».
Он читал Шекспира, Скотта, Диккенса, сочинял акростихи. Маленький осколок Англии. Слуги его недолюбливали. Кристальной честности человек. У него были теплые руки, как у меня. Может быть, он по-своему любил Энтони. Почему же я его не любила?
Было за что. Надо все честно вспомнить. Это в его духе, он не обидится. Сейчас глухая ночь, когда могилы отдают своих мертвых. Ему не нравилась «Ламмермурская невеста». Говорил, что там все преувеличено, что книгу написал больной человек. Был убежден, что «Троил и Крессида» не принадлежат Шекспиру, Потому что Шекспир не был циником. Питал глубокое доверие к человеческой природе. Главное – быть целомудренным, благоразумным, возвращать долги, быть сдержанным в любви. Было за что не любить. Порка в детской, слезы перед отправкой в интернат – Энтони учится выдержке. Порка в кабинете, когда он притащил домой неприличную книжку с красивыми картинками, – Энтони учится уважать чужих сестер. Энтони учится сдержанности в любви. Энтони в Адене, в Шанхае, наконец совсем отдалившийся от меня, словно в отместку; да, он любил Энтони и погубил его, и Энтони мучил его до самой смерти. Телеграммы, телефонные звонки, улыбающееся лицо над спинкой кровати:
24 
