В холле он все-таки помедлил. От витража над дверью лежали на полу желтые, зеленые, синие ромбы. Ему пришло в голову, что, если он откроет дверь с револьвером в руке, полиция будет иметь право пристрелить его в порядке самообороны – это было бы наиболее легким решением: публично мертвеца ведь не притянешь к ответу. Но он тут же мысленно обругал себя: его действия не должны быть продиктованы сейчас ни отчаянием, ни надеждой. Не вынимая револьвера из кармана, он открыл дверь.
– Дэйнтри! – воскликнул он. Кэсл никак не ожидал увидеть знакомого человека.
– Могу я войти? – несколько застенчиво спросил Дэйнтри.
– Конечно.
Из какого-то своего укрытия появился Буллер.
– Он не укусит, – сказал Кэсл, увидев, как попятился Дэйнтри. Он схватил Буллера за ошейник, и тот уронил слюну между ними, словно неловкий жених – обручальное кольцо. – Что вы делаете в наших краях, Дэйнтри?
– Случайно проезжал мимо и решил навестить вас.
Это объяснение было настолько шито белыми нитками, что Кэслу стало жаль Дэйнтри. Он ведь не из этих вкрадчивых, внешне дружелюбных иезуитов-сотрудников, которых выращивает МИ-5 для ведения дознания. Он просто офицер безопасности, которому доверили следить за соблюдением правил и проверять чемоданчики и портфели.
– Не выпьете чего-нибудь?
– С удовольствием. – Голос у Дэйнтри звучал хрипло. Он сказал, точно стремясь найти всему оправдание: – Вечер такой холодный, мокрый.
– Я весь день не выходил из дома.
– Вот как?
Кэсл подумал: «Не то я сказал, если утром звонили со службы». И добавил: – Только выводил собаку в сад.
Дэйнтри взял стакан с виски, долго смотрел на него, потом, точно газетный фоторепортер, быстро оглядел комнату. Так и казалось, что веки у него щелкают, как затвор фотоаппарата. Он сказал:
– Надеюсь, я вам не мешаю. Ваша супруга…
– Ее нет дома. Я сейчас совсем один. Если не считать, конечно, Буллера.
– Буллера?
– Моего пса.
Их голоса подчеркивали глубокую тишину, царившую в доме. Они поочередно нарушали ее, обмениваясь ничего не значащими фразами.
– Надеюсь, я не слишком много налил вам воды в виски, – заметил Кэсл. Дэйнтри так и не притронулся к напитку. – Я как-то не подумал…
– Нет, нет. Именно так я и люблю.
И снова опустилась тишина, словно тяжелый противопожарный занавес в театре.
– Дело в том, что у меня небольшая неприятность, – доверительным тоном начал Кэсл. Сейчас, пожалуй, было самое время установить непричастность Сары.
– Неприятность?
– От меня ушла жена. Вместе с нашим сыном. Уехала к моей матери.
– Вы хотите сказать, вы поссорились?
– Да.
– Мне очень жаль, – сказал Дэйнтри. – Это ужасная штука. – Казалось, он считал такую ситуацию столь же неизбежной, как смерть. – Помните, – сказал он далее, – когда мы с вами в последний раз виделись… на свадьбе моей дочери? Вы тогда были так любезны, что поехали потом со мной к моей жене. Мне было чрезвычайно приятно, что вы были со мной. Я еще разбил там одну из ее сов.
– Да. Я помню.
– По-моему, я даже не поблагодарил вас по-настоящему за то, что вы со мной поехали. Тогда тоже была суббота. Как сегодня. Она ужасно разозлилась. Я имею в виду: моя жена – из-за совы.
– Нам пришлось тогда срочно уехать из-за Дэвиса.
– Да, бедняга.
И снова, как в старину после заключительной реплики, опустился противопожарный занавес. Скоро начнется последний акт. А сейчас – антракт и время идти в бар. Оба одновременно выпили.
– А что вы думаете по поводу его смерти? – спросил Кэсл.
– Не знаю, что и думать. Сказать по правде, стараюсь не думать об этом вообще.
– Считают, что он был повинен в утечке, которая произошла в моем секторе, да?
– Начальство не очень-то все раскрывает офицеру безопасности. А почему вы так решили?
– Обычно ребята из спецслужбы не проводят обыска, когда кто-то из нас умирает, – так не заведено.
– Нет, полагаю, что нет.
– Вам тоже смерть Дэвиса показалась странной?
– Почему вы так говорите?
"Мы что же, поменялись ролями, – подумал Кэсл, – и я допрашиваю его?"
– Вы же только что сказали, что стараетесь не думать о его смерти.
– В самом деле? Не знаю, что я имел в виду. Возможно, на меня подействовало ваше виски. Вы, знаете ли, совсем немного подлили в него воды.
– Дэвис никому ничего не выдавал, – сказал Кэсл. Ему показалось, что Дэйнтри смотрит на его карман, который лежал на подушке кресла, обвиснув под тяжестью револьвера.