– Я тоже поеду, – возразила она.
– Можешь не ехать.
– Нет, поеду.
У тира Малыш остановился. На него нашло озорное настроение.
– Который час? – спросил он у хозяина тира.
– Ты сам прекрасно знаешь, сколько сейчас времени. Я тебе и раньше говорил, что не стану впутываться…
– Ладно, не лезь в бутылку, – оборвал его Малыш. – Дай мне ружье.
Он поднял ружье, уверенно прицелился в «яблочко», затем умышленно сдвинул дуло и выстрелил. «Он был чем-то взволнован», – так скажет на следствии свидетель, промелькнуло у него в голове.
– Что это с тобой сегодня творится? – воскликнул хозяин тира. – Ты едва попал в мишень.
Малыш положил ружье.
– Нам нужно подышать свежим воздухом. Хотим прокатиться за город. Спокойной ночи. – Он педантично сообщал все эти сведения, делая это так же тщательно, как заставлял раскладывать карточки убитого Фреда по всему маршруту, – для дальнейшего. Повернувшись спиной, он даже добавил: – Поедем по дороге на Гастингс.
– Не желаю я знать, куда вы поедете, – проворчал хозяин тира.
Старый «моррис» стоял невдалеке от мола. Стартер упорно не действовал, пришлось крутить ручку. Малыш минуту помедлил, с отвращением глядя на старую машину, как будто в ней воплощалось все, что может дать рэкет. Затем сказал:
– Прокатимся туда, куда ездили в тот день. Помнишь? Автобусом. – Он снова произнес это так, чтобы услышал хозяин тира. – До Писхейвена. А там выпьем.
Они объехали вокруг «Аквариума» и на второй скорости со скрежетом взобрались на холм. Одна рука Малыша была в кармане, он нащупывал клочок бумаги, на котором она написала свое послание. Брезент хлопал от ветра, а потрескавшееся грязное ветровое стекло мешало ему видеть дорогу.
– Скоро дождь польет как из ведра, – заметил он.
– А мы не промокнем под этим брезентом?
– Для нас это не имеет значения, – ответил он, глядя вперед, – нас дождь уже не замочит.
Роз не посмела спросить, что он хочет этим сказать, – в ней не было уверенности, что она все понимает, а раз так, можно было еще верить в то, что они счастливы; просто они влюблены друг в друга и поехали прокатиться под покровом темноты, и нет у них больше никаких печалей. Она положила руку ему на плечо, но тут же почувствовала, как он инстинктивно отстранился, на миг ее поразило страшное сомнение – может, это кошмарный сон, может, он ее вовсе не любит, как сказала та женщина… Влажный ветер, проникая сквозь прореху в брезенте, хлестал ее по лицу. Все равно. Она его любит, у нее есть свои обязанности. Мимо них проносились автобусы, спускающиеся с холма по направлению к городу, они были похожи на ярко освещенные клетки для домашней птицы, где сидели люди с корзинками и книжками в руках; какая-то девчушка прижалась лицом к стеклу, на миг ее освещенное дорожным фонарем личико так приблизилось, что, казалось, можно было прижать его к груди.
– О чем ты думаешь? – неожиданно спросил Малыш. – Жизнь не так уж плоха, вот о чем. Не верь этому, – продолжал он. – Я скажу тебе, что такое жизнь. Это тюрьма, безденежье. Глисты, слепота, рак. Слышишь крики из верхних окон того дома – это рождаются дети. А жизнь – это медленная смерть.
Вот оно, надвигается – она это знала; лампочка на щитке освещала худые напряженные пальцы, лицо оставалось в тени, но Роз догадывалась, что в глазах его возбуждение, горечь, отчаяние.
Мимо них бесшумно промчалась машина какого-то богача, «даймлер» или «бентли», она не разбиралась в марках.
– К чему так нестись? – заметил он, затем вынул из кармана руку и разгладил на колене бумажку, которую она сразу узнала. – Ты правда так думаешь? – спросил он. И вынужден был повторить: – Правда?
Ей казалось, что она одним росчерком уничтожила не только собственную жизнь, но и рай, что бы ни значило это слово, и ребенка в автобусе, и малыша, плакавшего в соседнем доме.
– Да, – ответила она.
– Поедем и выпьем сначала, – предложил он, – а потом… Вот увидишь. Я все подготовил. – С ужасающей легкостью он добавил: – На это и минуты не потребуется. Он обнял ее за талию и приблизил свое лицо к ее лицу; она чувствовала, как напряженно работает его мысль; от его кожи пахло бензином – все пропахло бензином в этом протекающем, старомодном, ветхом автомобиле.
– Ты уверен… нельзя ли нам отложить… хоть на один день? – спросила она.
– Какой смысл? Ты же видела ее там сегодня вечером? Она преследует нас. В один прекрасный день она добудет свои доказательства. Зачем откладывать?