44 
– А ты много чего знаешь.
– Конечно, тебе надо купить его, – настаивала Роз. – Он такой смешной. Шагает себе. Весь погружен в заботы. Даже не видит аппарата.
– Побудь здесь, – сказал Малыш.
В киоске было темно после залитой солнцем набережной. Человек с тонкими усиками, в очках с железной оправой разбирал снимки.
– Я хочу выставленный там снимок, – сказал Малыш.
– Квитанцию, пожалуйста, – ответил фотограф и протянул желтые пальцы, слегка пахнувшие гипосульфитом.
– У меня нет квитанции.
– Я не могу дать снимок без квитанции, – сказал фотограф и поднес негатив к электрической лампочке.
– Какое вы имеете право, – крикнул Малыш, – выставлять снимки без разрешения? Отдайте мне этот снимок!
Но железная оправа блеснула на него равнодушно: какой-то хулиган мальчишка.
– Принеси квитанцию, – сказал фотограф, – и получишь снимок. Теперь катись отсюда, я занят.
Позади него висели в рамках уже пожелтевшие от дешевых химикалий и времени моментальные снимки короля Эдуарда VIII, в бытность его принцем Уэльским, в морской фуражке, на фоне стереоскопов, Веста Тилли, дающая автографы, Генри Ирвинг, закутанный по случаю сильного ветра с пролива, – целая история нации. Лили Ленгтри была в страусовых перьях, миссис Пенхерст в узкой юбке, английская королева красоты 1923 года в купальном костюме. Не утешало даже то, что Спайсер оказался среди бессмертных.
***
– Спайсер, – крикнул Малыш, – Спайсер! – Он поднялся из маленькой темной передней пансиона Билли на лестничную площадку, оставляя за собой на линолеуме следы меловых холмов пригорода. – Спайсер!
Подгнившие перила дрожали под его рукой. Он открыл дверь комнаты Спайсера и увидел его на кровати. Спайсер спал, лежа лицом вниз. Окно было закрыто, какое-то насекомое жужжало в спертом воздухе, от кровати шел запах виски. Пинки стоял, глядя на седеющие волосы; он совсем не чувствовал жалости; он был слишком молод для жалости. Он повернул спящего лицом кверху; вокруг рта у Спайсера высыпали прыщи: «Спайсер!»
Спайсер открыл глаза. Некоторое время он ничего не видел в полутемной комнате.
– Мне нужно поговорить с тобой, Спайсер!
Спайсер сел на кровати.
– Господи, Пинки, как я рад тебя видеть.
– Ты ведь всегда рад видеть дружка, Спайсер.
– Я встретил Крэба. Он сказал, что ты в полицейском участке.
– Крэба?
– Так, значит, ты не был в полицейском участке?
– У меня там был разговор по душам… о Бруере.
– А не о…
– О Бруере. – Малыш вдруг положил руку на руку Спайсера. – У тебя нервы совсем расшатались, Спайсер. Тебе нужен отдых. – Он с презрением втянул зловонный воздух. – Ты слишком много пьешь. – Он подошел к окну и толчком распахнул его; открылся вид на серую стену. Большая муха билась о стекло, и Малыш поймал ее. Она трепетала в его руке, как крошечная часовая пружина. Он начал одну за другой обрывать ей лапки, потом крылышки. – Любит, не любит, – приговаривал он. – Я гулял со своей девушкой, Спайсер.
– С той самой, из кафе Сноу?
Малыш повернул оголенное тельце у себя на ладони и сдул его на кровать Спайсера.
– Ты знаешь, о ком я говорю, – сказал он. – Ты должен был мне что-то передать, Спайсер.
Почему ты этого не сделал?
– Я не мог найти тебя, Пинки. Честно, не мог; Да это было не так уж и важно. Какая-то старая любопытная баба расспрашивала ее.
– А все-таки ты струсил, – сказал Малыш. Он сел на жесткий сосновый стул, стоявший против зеркала, положив руки на колени, он смотрел на Спайсера. Щека его слегка дергалась.
– Ничуть я не струсил, – возразил Спайсер.
– Ты напрямик и вслепую пошел прямо туда.
– Что ты хочешь этим сказать – туда?
– Для тебя существует лишь одно туда, Спайсер. Ты только и думаешь об этом, только это и видишь во сне. Ты слишком стар для такой жизни.
– Для такой жизни? – повторил Спайсер, испуганно глядя на него с кровати.
– Конечно, для того, чтобы заниматься шантажом. Ты нервничаешь и потому делаешь все как попало. Сначала оставил эту карточку у Сноу, а теперь допустил, что твое фото выставлено на молу, чтобы все на него смотрели. Чтобы на него смотрела Роз.
– Клянусь богом, Пинки, я и знать не зал об этом.
– Ты забыл, что мы должны быть очень осторожны.
– Она безопасна. Она в тебя втюрилась, Пинки.
– Ничего я не знаю о женщинах. Предоставляю это тебе, Кьюбиту и остальным. Я знаю только то, что вы мне о них говорите. А вы все время твердили мне, что еще не было на свете надежной бабы.
44 
