Странно, как мы можем весь день находиться под впечатлением сна. Доктор Фишер сопровождал меня на работу; он заполнял минуты бездействия между двумя переводами – и он все время был печальным доктором Фишером из моего сна, а не надменным доктором Фишером, который у меня на глазах сидел во главе стола со своим безумным ужином, издевался над гостями и заставлял их обнажать свою позорную жадность.
В тот вечер я сказал Анне-Луизе:
– Тебе не кажется, что мы слишком суровы к твоему отцу?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он, должно быть, очень одинок в этом большом доме у озера.
– У него есть друзья, – сказала она. – Ты с ними познакомился.
– Они ему не друзья.
– Он сделал их такими, какие они есть.
Тогда я рассказал ей про свой сон. На что она ответила:
– Может быть, это была могила моей матери.
– Он там был?
– Ну да, он там был, но слез я не видела.
– Могила была открыта. Во сне там не было ни гроба, ни священника, ни провожающих, только он сам, если не считать меня.
– Людей у могилы было много, – сказала она, – мою мать очень любили. Там были все слуги.
– Даже Альберт?
– Альберта в те дни не существовало. Был старый дворецкий – не помню его имени. После смерти матери он ушел, как и все остальные слуги. Отец начал новую жизнь в окружении незнакомых лиц. Пожалуйста, не будем больше говорить о твоем сне. Это похоже на кончик шерстяной нитки, который торчит из свитера. Потянешь – и начнет распускаться весь свитер.
Она была права, мой сон словно положил начало целому процессу распутывания. Возможно, мы были слишком счастливы. Возможно, мы слишком далеко ушли в тот мир, где существовали только мы двое…
На следующий день была суббота, а по субботам я на службу не ходил. Анна-Луиза хотела подыскать кассету для своего магнитофона (как и мать, она любила музыку), и мы пошли в магазин в старом районе Веве возле рынка. Ей хотелось купить новую запись симфонии Моцарта «Юпитер».
Из глубины магазина появился, чтобы нас обслужить пожилой человек невысокого роста (не знаю, почему я написал «пожилой» – вряд ли он был намного старше меня). Я от нечего делать разглядывал альбом пластинок французского певца, часто выступающего по телевидению, и продавец подошел спросить, не может ли он помочь. Вероятно, его старил какой-то робкий, смиренный вид – вид человека, который достиг предела своих надежд и уже не ждет ничего, кроме маленьких комиссионных от продажи того, что тут продают. Сомневаюсь, слышал ли кто-нибудь еще в этом магазине о симфонии «Юпитер». Большую часть ассортимента составляла поп-музыка.
– А, Сорок первая симфония, – сказал он. – Венский симфонический оркестр. Очень хорошее исполнение, но не думаю, чтобы она была у нас. К сожалению, – добавил он с застенчивой улыбкой, – спрос на то, что называют настоящей музыкой, не очень велик. Если вы согласны подождать, я спущусь и поищу на складе. – Он бросил взгляд через мое плечо туда, где стояла (спиной к нам) Анна-Луиза, и заметил: – Может быть, раз уж я буду там, внизу, посмотреть еще какую-нибудь симфонию Моцарта?..
Наверно, Анна-Луиза это услышала и повернулась.
– Если у вас есть «Коронационная месса»… – сказала она и запнулась, потому что продавец уставился на нее с выражением, как мне показалось, похожим на ужас.
– «Коронационная месса»… – откликнулся он как эхо, но не тронулся с места.
– Да, Моцарта, – нетерпеливо повторила она и отошла в сторону, чтобы посмотреть кассеты на вертящейся подставке.
Продавец не спускал с нее глаз.
– Поп-музыка, – сказала она, крутя пальцем вертушку, – одна только поп-музыка.
Я поглядел на продавца.
– Извините, мсье, – сказал он, – сейчас я схожу посмотрю.
Он медленно двинулся к двери в глубине магазина, но на пороге оглянулся, сперва на Анну-Луизу, потом на меня. Он сказал:
– Честное слово… я постараюсь…
В его словах мне послышался призыв о помощи, словно там, внизу, его ожидало нечто ужасное. Я подошел к нему и спросил:
– Вам нездоровится?
– Нет, нет. Немножечко напиливает сердце – и все.
– Вам следовало бы отдохнуть. Я попрошу кого-нибудь из других продавцов…
– Нет, нет. Пожалуйста, не надо. Но можно мне вас о чем-то спросить?
– Разумеется.
– Та дама, с вами…
– Моя жена?
– Ах, ваша жена… она мне так напомнила… вам это покажется нелепым, дерзким… одну даму, которую я когда-то знал. Конечно, прошло много лет, она должна была постареть… почти так же, как я, а эта молодая дама, ваша жена…