Она опять принялась рыдать, и тогда Трой плюнул на приличия и уселся прямо на постель, рядом с ней. Он сжимал ее руки и говорил, говорил, говорил, не давая ей упиваться своим горем, да и не очень зная, в чем это горе заключается.
А потом он начал целовать ей руки и говорить что-то несуразное. О том, что с самого начала знал… добром не кончится… с самого детства… любил больше жизни… если она скажет хоть слово…
Бедный Трои! Он признавался ей в любви, а она, эгоистка несчастная, думала только о своем.
И тогда на лестнице раздались шаги. А потом в дверях появился Алессандро. И было так больно смотреть на него, красивого, разгневанного, властного… ЛЖЕЦА. Джуди вспомнила свою боль при виде голой Ланы. И мгновенно придумала месть, единственно возможную в этой ситуации.
Она обхватила Троя за шею и стала целовать его в губы.
А несчастный Трои, только что признавшийся ей в любви и возбужденный сверх меры, немедленно вообразил, что это его признание сыграло свою роль. Он навалился на Джуди, пыхтя и торопливо шепча какую-то глупость, его руки, вспотевшие от волнения, шарили по ее телу, он целовал ее щеки, шею, плечи, грудь, а она смотрела на Алессандро, надеясь разглядеть в синих глазах боль…
Не было там никакой боли, только ярость. Он повернулся и вышел вон. С тех пор они не виделись целых восемь лет.
Да, потом она отпихивала от себя Троя, а он не понимал, что это всерьез, а еще потом ему помог это понять Тони Блерико, охранник Алессандро, молчаливый и безжалостный, как сторожевой ротвейлер. Это уже неинтересно…
Да, и еще она помнила свой крик.
За что ты меня предал, Сандро!!!
Наступила тишина. Джуди была вымотана до предела, до конца. Она поникла на камне, голова ее уткнулась в плечо Алессандро. Странно, но после рассказа вся ненависть куда-то делась, осталась только беспредельная усталость. У Джуди Маклеод не осталось больше не выговоренных обид. Все. Теперь пусть делает что-нибудь, он же мужчина!
Алессандро сказал изменившимся, напряженным голосом:
— Значит, Трой Рендер позвонил тебе домой и сказал, что я хочу тебя видеть немедленно?
— Я все сказала, Сандро.
— Это при том, что от дома до офиса десять минут на машине и никаких пробок?
— Я все сказала.
— И тем не менее я позвал тебя, чтобы ты наверняка застала меня в душе и голую Лану, с которой мы якобы только что трахались?
— Якобы?
— Джуди, я никогда не был монахом. И сказал тебе об этом честно. У меня было достаточно женщин до встречи с тобой. Однако одно правило… до встречи с тобой я не нарушал никогда.
— Какое же?
— Не спать со своими сотрудницами.
Джуди вспыхнула в темноте и закусила губу.
Словно увидев это, Алессандро продолжал:
— С тобой никак иначе было нельзя. Я не мог ничего поделать. Ты всю жизнь оказываешь на меня очень странное действие.
— Сандро…
— Так вот, я в трудном положении. Я не знаю, ЧЕМ тебе поклясться, чтобы ты поверила. Я НИКОГДА не спал с Ланой.
— Но…
— И я никогда не видел ее голой, тем более у себя в офисе.
— Я не понимаю…
— Зато я понимаю. Если позволишь, я расскажу. Теперь ведь моя очередь?
***
С утра он думал о Джуди. Он о ней теперь все время думал, даже когда она была рядом. По ночам он просыпался и смотрел на нее, спящую, свернувшуюся калачиком у него под боком, и счастье расцветало у него в груди большим и красивым цветком.
Лана Дукатти заглянула в дверь и усмехнулась:
— Это потрясающе! У тебя такой вид, будто… даже не знаю, с чем сравнить. Послушай, звонила Джу…
— Что-то случилось?!
— Господи, да нет же! Просто она взяла билеты в театр и хочет, чтобы ты приехал поскорее.
— Разумеется! Надо переодеться…
— Спектакль начнется раньше обычного, она предложила тебе переодеться на работе и встретиться перед представлением. Я не очень поняла.
— Отличная мысль! Лана, ты меня подменишь. Я мчусь на свидание.
— Влюбленные — психи.
— Да!
Он умчался в душ, скинув на ходу пиджак и рубашку — Лана была уже в приемной и не могла его видеть, — а потом услышал ее голос:
— Вообще-то я принесла тебе кучу бумаг, но ты сегодня явно не расположен работать…
Он задержал дыхание, потому что в этот момент контрастный душ выдал порцию холодной воды, потом со стоном ошпарил себя горячей, ну а потом заорал счастливым и дурашливым голосом: